Осень Европы. Дэйв Хатчинсон

на четыре подноса чашек, тарелок и приборов, лежавших на столе, и многозначительно кивнул на них.

      – Нет, – сказал Ян, проследив его взгляд.

      – Почему нет?

      – Они уже чистые. Это не то.

      Руди пожал плечами.

      – Какая разница?

      Ян лукаво улыбнулся.

      – Пятьдесят крон?

      Пятьдесят крон были ставкой Руди за смену – но черт с ним, это же Новый год.

      – Ладно.

      – Хорошо. – Ян соскочил со стола. – Ты первый.

      Они поровну разделили содержимое подносов между двумя корзинами, и Ян встал рядом с Руди, подняв часы к глазам.

      – На старт, внимание! Марш!

      Тут был свой ритм – надо было сгибать бедра, но не сдвигать ноги. Чашки расставлялись на подносе вверх ногами и насаживались на шипы конвейера, затем бралась стопка тарелок, и они по одной располагались между шипов. Руди был очень хорош. Когда он закончил загружать в машину первый поднос, с другого ее конца уже показались чашки, так что ему пришлось обежать ее и достать их, затем тут же собрать тарелки и сложить в стопку. Затем обратно на другой конец – загружать следующий поднос.

      – Не так уж плохо, – сказал Ян, останавливая часы, когда Руди положил последнюю тарелку. – Но и ничего хорошего. На, – он отдал часы. – Нажмешь серебряную кнопочку один раз, чтобы перезапустить секундомер, потом еще раз, чтобы запустить заново.