поймать меня в этой мышеловке и всадить в грудь нож? А если он сделает это не сам? Важно или нет, как он убеждал других девушек убить себя? Мне это было не важно, потому что я до беззвучного, никому не слышного крика не желала повторять их судьбу.
Пока бесполезные мысли бились в голове точно влетевшая в распахнутое окно сумасшедшая пичужка, ладони уже водили по соседней стене, пытаясь нащупать незаметную выемку. Именно здесь я давным-давно отыскала маленький закуток, позже закрытый досками. Бесполезный, он не пригодился даже в качестве чулана, а вот сейчас я как безумная пыталась сдвинуть в сторону старую панель.
Даже не представляю, каким чудом удалось уместиться в крохотном пространстве, как мне повезло задвинуть доску за собой, чтобы комната изнутри выглядела совершенно пустой.
Я слышала шаги. Жила сейчас одними ощущениями, а чувствовала оголенными нервами, потому и шаги в голове звучали набатом. Мне бы следовало закрыть глаза, чтобы не видеть, затаить дыхание, чтобы не выдать себя прерывистым вздохом, но погрузиться в полную темноту значило отдаться на волю первобытного ужаса. Я наблюдала за маленькой комнатой, освещаемой колеблющимся пламенем истекавшей воском свечи. Тени плясали на стенах, то удлиняясь, то укорачиваясь, и одна из этих теней вдруг стала расти, обретая форму.
Он пришел. Мозгом я понимала, что он поднялся в комнату, а глазами видела, как его фигура выступает из сумрачных неясных очертаний.
«Приз-рак», – отбило по слогам сердце. Высокий бледный мужчина с волосами, точно отбеленными мелом до самого снежного оттенка. Тонкий прямой нос, высокий лоб и льдистые глаза под идеальной формы бровями, такими неожиданно темными на этом мраморном лице, как и загнутые кверху длинные ресницы. Губы выглядели почти бескровными, а не яркими, как у обычного человека, хотя их форма тоже была идеальной. Он весь казался мастерски вылепленной из совершенного куска мрамора фигурой и двигался плавно, скользя от тени к тени. Может, зрение подводило, раз я не могла уловить его перемещений. Вот он стоял возле двери и уже очутился около стола.
Длинные белые пальцы, которые в последний раз на моей памяти крепко сжимали окровавленный нож, провели по кожаным переплетам сложенных стопочкой книг, коснулись выведенных моей рукой ровных строчек в тетради. Еще пару дней назад я составляла перечень редких экземпляров, подаренных библиотеке их авторами, но после памятного происшествия так и не взялась закончить его.
Призрак изучал внимательно все предметы на столе, пока не заметил того самого камня, что я отыскала на мозаике под аркой. Снимая платье, я выронила его из кармана и положила на столешницу, а теперь кусала губы, проклиная себя за неосмотрительность.
Он поднес руку к неровным граням, и радужные капли точно отозвались на это движение и бросились разом к его руке, чтобы, толкая друг друга, собраться в центре, любовно прижаться к ладони хозяина и растерянно рассыпаться вновь по столу, когда Призрак убрал руку.
Он