позволяет аналитику рассматривать отрицание как доказательство противоположного. Исходя из этих правил, следует отправлять на виселицу того, кто отрицает, что совершил убийство, и выпускать на свободу того, кто признается в убийстве.
– Ты отвергаешь саму идею бессознательного? – спросила Анна.
«Ты отвергаешь саму идею бессознательного?» – пробормотал Николас себе под нос, подражая истерическому женскому голосу с нелепым американским акцентом.
– Я всего лишь говорю, что, если нами движут некие непознанные силы, такое положение вещей следует именовать невежеством. Мне претит, когда невежество превращают во внутреннюю среду и притворяются, что истинную науку представляет вот этот аллегорический подход, который был бы по сути безвредным и даже приятным, если бы не был таким дорогостоящим и влиятельным.
– Но он помогает людям, – возразила Анна.
– Да, терапия много обещает, – умудренно кивнул Виктор.
Дэвид уже некоторое время стоял в дверях, наблюдая за беседой. Его присутствия не замечал никто, кроме Элинор.
– А, Дэвид! Здравствуй, – сказал Виктор.
– Привет, – сказала Анна.
– Милочка, как я рад тебя видеть, – бросил Дэвид и тут же повернулся к Виктору: – Ну-ка, расскажи, что именно обещает терапия.
– Лучше ты расскажи, – улыбнулся Виктор. – Ты же врач.
– За свою краткую врачебную карьеру, – скромно заметил Дэвид, – я уяснил, что пациенты всю жизнь представляют, будто вот-вот умрут. Единственным утешением для них становится то, что в один прекрасный день они оказываются правы. Только авторитет врача спасает их от непрерывной душевной пытки. Лишь таким образом обещания терапии сбываются.
Николас облегченно перевел дух, потому что Дэвид его игнорировал. Анна отстраненно следила, как Дэвид с наигранной властностью устанавливает свое господство в гостиной. Элинор, пытаясь слиться с ширмой, сжалась в комочек, будто беглый раб на болоте, окруженный сворой господских псов.
Дэвид величественно прошелся по комнате, уселся на трон дожа и милостиво обратился к Анне:
– Моя дорогая, ты уже пришла в себя после героической самопожертвенной поездки в аэропорт с Элинор? – Он чуть поддернул жесткий шелк темно-красных брюк и скрестил ноги.
– Это было не самопожертвование, а сплошное удовольствие, – с невинным видом отозвалась Анна. – Кстати, я с удовольствием возвращаю тебе «Жизнь двенадцати цезарей». В смысле – я с большим удовольствием прочла книгу, а теперь ты с удовольствием вернешь ее в свою библиотеку.
– Весь день – сплошные удовольствия, – сказал Дэвид, уронив с ноги желтую комнатную туфлю.
– Вот именно, – сказала Анна. – Чаша наша преисполнена{44}.
– Я тоже прекрасно провел день, – сказал Дэвид. – Просто волшебно.
Николас воспользовался возможностью присоединиться к беседе, не вызывая гнева Дэвида, и спросил Анну:
– И как тебе «Жизнь двенадцати цезарей»?
– Из них вышла бы