а вверх – ворочаясь к исходу.
Братья притихли. Выхватив из рукава «заточку», Егор притаился у двери. Послышались шорохи в сенях. В висках барабаном забилась горячая кровь. Наконец двери отварились.
– Егорушка, – повернулась к младшему брату, вошедшая престарелая женщина – и это твоя благодарность за мое угощение. – Она улыбнулась и, как будто знавшая гостей давно, а то и вовсе вырастила их, сняв шубу, прошла к столу. Егор устав разглядывать затылок незнакомки, присоединился к брату. Он увидел, как по румяной щеке хозяйке пробежали серые молнии, глаза загорелись пламенем, но тут же потухли. От этой галлюцинации прошел озноб по телу Егора, где-то в нутрии его. Разум пытался совладать с алкоголем, страха совсем не было, как это обычно бывает в опьянение, лишь некая заторможенность и удивление. Егор толкнул в плече брата, но тот давно уже спал. – Не пугайтесь, я ждала вас. Меня зовут Евдокией Дыевной, но вы зовите меня по имени, или бабушкой, коли вам так угодно. – Она, оторвав ножку не тронутой курицы, положила ее на тарелку. Рядом уложила капусту, салаты и отваренной картошки с зеленью.
Евдокия ужинала, молча и Толстоногов-младший, не мешал ей. Все его мысли занимала иллюзия увиденного, а может и реальность, но вступать в диалог об этом ему не хотелось.
– Ежево9, отменно вышло. – Сказала Евдокия.
– А что это было? – Не выдержал Егор. – Снег поднимался вверх, – в голосе были слышны нотки страха – он все сильнее тормошил брата, но все было тщетно. – Огниво в очах10, да и вы знаете нас.
Дама подошла к нему, и Егор всем телом вжался в стену.
Хозяйка по родительски погладила его кудри, и присела на край кровати, рядом с братьями.
– Не надо, – убрала она его руки от Прохора – пусть поспит. За окошком – это ступа моя, вихри к небу пускала.
– Как в сказке? – Происходящее в доме было похоже на наваждение, но Егор не мог сопротивляться дьявольской дочери11. Тело его не слушалось – он стал будто змеёй в корзине у факира.
– Как в сказке? Я же увидев следы – дух ваш учуяла. Моя изба, лишь тех гостей принимает – кто к смертушке налегке идет. – Лицо Евдокии расплывалось – глаза Егора невольно закрывались, но он отчаянно сопротивлялся сну. – Скажи-ка мне, милок, не ты ли братца своего, на сговор баламутил? Не ты ль в побег его зазывал, а души раньше положенного, в мир иной сопроводил? Не ты?
– Я. – Чуть не плача, охрипшим голосом отвечал Егор. – И мамкины безделушки, я его подбил украсть – Проша, тогда, сильно боязливый к этому делу был. Я виноват! Я!
Встала Евдокия и громким голосом заговорила, глядя на свечи, подняв руки к потолку:
– Тени – слуги мои, возьмите этого душегуба в мою усыпальницу!
После этих слов, мрачные силуэты появились вокруг. Словно серая вода окружили они Егора, и когда окутали его тело, Толстоногов-младший потерял сознание.
*