группировки. В своих мемуарах Бисмарк вспоминал: «Он был благородной натурой, широкого размаха, но не таким фанатиком, как его брат, президент Людвиг фон Герлах; в обыденной жизни он был скромен и беспомощен, как дитя, но политик он был смелый, с широким кругозором, ему мешала только его флегматичность. Я помню, как мне пришлось однажды в присутствии обоих братьев, президента и генерала, следующим образом высказаться по поводу сделанного им упрека в непрактичности: «если бы мы втроем увидели сейчас в окно, что на улице произошел несчастный случай, то господин президент пустился бы в связи с этим в остроумные рассуждения о недостатке в нас веры и несовершенстве наших учреждений; генерал сказал бы в точности, что следовало сделать, чтобы помочь беде, но не двинулся бы с места; и только я вышел бы на улицу или позвал бы людей на помощь» (…). Человек благородного и самоотверженного характера, верный слуга короля, но ни морально, ни, может быть, даже физически – из-за своей тучности – неспособный быстро осуществлять свои правильные идеи. (…) Он душой и телом стоял за короля, даже в тех случаях, когда тот, по его мнению, заблуждался»[63]. К кругу Герлахов принадлежали также генерал-адъютанты Густав фон Раух и Эдвин фон Мантойфель, а также один из ведущих идеологов политического консерватизма XIX века Фридрих Юлиус Шталь.
К Шталю, который стремился адаптировать старые консервативно-монархические ценности к современным реалиям, Бисмарк был особенно близок в своих воззрениях. Вообще говоря, политические взгляды Бисмарка достаточно сложно описать общепринятыми терминами. Молодой депутат являлся убежденным монархистом, сторонником Гогенцоллернов, однако вовсе не был легитимистом в точном понимании этого слова. Он был готов служить своему монарху, но не считал себя обязанным поддерживать законные права других государей Европы. При этом его лояльность прусскому королю вовсе не означала безусловного подчинения – в лучших традициях юнкерства Бисмарк считал, что может во многих случаях защитить интересы монархии лучше, чем сам монарх, причем при необходимости даже вопреки воле последнего. Кроме того, он был категорическим противником абсолютизма, особенного просвещенного, опирающегося на бюрократию, а не дворянство. Он идентифицировал себя с прусским юнкерством, однако при необходимости также мог безжалостно перешагнуть через интересы этого сословия.
В конечном счете, остается лишь один актор, которому Бисмарк был лоялен всегда и безоговорочно – это была Пруссия, прусское государство. Интересы Пруссии – естественно, в том виде, в каком он понимал их сам – были альфой и омегой политической деятельности Бисмарка. Ради них он был готов спорить и ссориться и с королем, и со своими недавними единомышленниками. По мнению Отто Пфланце, Бисмарк неосознанно проецировал свою волю к власти на прусское государство и стремился к увеличению могущества и влияния последнего. Это позволяло ему представать в первую очередь в своих собственных