партнёрши, он из интимных отношений изъял. Секс, и раньше не отягощённый болтовнёй, стал полностью бессловесным. Николай специально стискивал зубы, чтобы случайно не вылетело лживое слово приязни. В этих вещах нельзя врать. Перед самим собой стыдно. А себя Николай уважал. Иначе не выжил бы.
…Он смотрел, как Лорик на празднике новоселья семейной пары, недавно образованной из его старого друга и сторонней молодой женщины, рулит процессом веселья. Неутомимая и утомительная до зубовного скрежета затейница. Почему же ему раньше это нравилось? Песни под гитару – как он мог в этом участвовать? Тоска…
Смотрел Николай, смотрел на свою жену. И думал о том, что единственная его жизнь – единственная, единственная! – пройдёт возле Ларисы. Молодой Ларисы, не очень молодой Ларисы, стареющей Ларисы, старой Ларисы… Всё той же, всё той же Ларисы, Лоры, Лориньки, Лорика. Сам он, конечно, тоже не помолодеет – но ведь это он сам, от себя-то ему никуда не деться. А от Ларисы… Стоп!
А что стоп? Это ведь дети Ларису так любили, что в прямом смысле жить без неё не могли. А Николай мог. И даже хотел.
«Попробовать надо!» – пришла к нему чёткая честная мысль. Вот только как? Командировки были редки, всю жизнь Николай ездил в них с неохотой, скучал там по дому, налаженному быту и сладчайшему уюту, который умела создать Лоринька.
Язык теперь не поворачивался назвать жену Лоринькой. Так, Лорик иногда ещё проскакивал. Но чаще Лариса. Жена моя Лариса. Привет. Привет…
Николай мучился. Ему было стыдно, что он разговаривает с Ларисой хорошо, а думает о ней плохо. Не то чтобы плохо. Объективно. Насколько объективны могут быть его личные субъективные ощущения и реакции.
В эту командировку ехать было не обязательно. Достаточно, что на завод в область сгоняет парочка молодых специалистов. Но Николай поехал сам с помощником. И задержался на неделю.
Жил. Думал. Анализировал. Наблюдал. Прикидывал, на какое мыло можно обменять утомительное собственное шило. Не прямо сейчас обменять, в перспективе.
Да и просто наслаждался одиночеством, сгрузив все дела на помощника.
Решил сувениров не покупать. Обычно он из каждой поездки волок жене какой-нибудь хлам: товары народных промыслов, магнитики, значки, блокноты и ручки. Лора сколько выговаривала: ну Коля, ну зачем так много, ну дорогие же, ну уже некуда девать, Коля, ну… А он всё равно вёз. Потому что порадовать её, дуру, хотел. А теперь что радуй, что не радуй – какая разница? Раньше Николай чувствовал крючок в своём сердце, которым Лора зацепила его и тянула к себе. И он с удовольствием тянулся, а по пути радостно прихватывал сувениры.
В общем, он сидел в командировке, а Лариса названивала. Да как ты, да что ты? Алё-алё, а потом щебечет и щебечет, ну как тут сведёшь отношения к минимуму?
– Про детей, расскажи про детей, – чтобы оставаться честным, неизменно честным перед собой и ввести разговор в не раздражающее его русло, требовал от Ларисы Николай.