воинственным тибетцам воспевали сострадательность, в противовес жестким, крепким, безжалостным тибетцам они являли собой образчик божественного совершенства. Их дома были светлы, что не стена – алтарь, украшенный цветами лотоса, самыми светлыми и притягательными образами Тары, Ганеши, Шивы, Вишну и Кришны. Они дышали услаждающими обоняние благовониями, зажигая их в каждой из комнат, ступали неслышной легкой поступью стопами, облаченными в легкие сандалии, свои чистые, умасленные тела они несли, как дар богов, возвысив культ тела к самому поднебесью. В противовес тибетцам, которые разрушали бренную оболочку, теософы ее превозносили как частичку Великой Космической Любви.
Признаюсь, я отдыхал не только телом у господина Р., но и душой, и разумом. После пхёкэ русская и английская речь звучала божественной музыкой – ясной, как горный хрусталь.
Но эта ясность была иллюзорна. Теософы изъяснялись еще более пространно, чем Ринпоче на пхёкэ. Казалось, эти сошедшие с небес предки лимурийцев, адепты «живой этики» – так они себя величали – не были способны лукавить, юлить, но все их учение сводилось к бессмысленному набору красивых метафор.
В конце концов слащавость и рафинированность адептов живой этики стала меня утомлять. Я с тоской вспомнил о тяжелых упражнениях, которым обязан был неким физическим своим преображением, тело ныло в бездействии. Созерцательное спокойствие отдавало праздностью, вечное перемалывание из пустого в порожнее – пустословием… Ум мой уперся в тупик, а сердце снова стало требовать великой аскезы монастыря. Молчания, тишины и покоя. Мне казалось все вокруг лживым и бессмысленным, пустым сотрясанием воздуха, напускным превосходством. Господин Р. был умным, образованным молодым человеком, он носил непальскую шапочку, писал чудесные картины и призывал братьев и сестер расширять сознание и содержать ауру в Чистоте. Но все слова его были до того туманны и совершенно не подкреплялись никакими чудесами. То были лишь слова, слова, слова, красивые слова, вырванные из Голоса Безмолвия, гипнотизирующие и паразитирующие. О да! Было в призывах жить согласно закону Великой Космической Любви, вытеснять милосердием жестокость, прощением убийство, вести чистое, гармоничное существование нечто от Истока. Но длительное существование теософского общества, несущее бремя примера идеальной общины, да и множество теософов, разбросанных по миру, не приблизили мир к идеальному ни на йоту. Не являли они чудес, подобно Будде и Иисусу, не пытались одеть голых в одну тунику и накормить голодных одной рыбиной. Возможно, они не имели никаких дурных помыслов, но совершили самую известную ошибку всех искателей истины – они принялись идеализировать естественное течение жизни.
Так я понял, что теософы – лгуны, творцы очередной иллюзии, неисполнимой, невозможной и даже противной природе всего сущего. Они подобны ярким ядовитым цветам, влекущим радужным сиянием, надеждами, что остановить смерть и убийство можно лишь волей и собственным примером, что чистота