с нуля – спали на полу и ели только суп. Из окна дальней комнаты, в которой я впоследствии репетировала, было видно поле для гольфа.
Мы со скрипкой снова были дома. Скоро можно будет достать ее из футляра, и мы воссоединимся. Скоро мы снова устремимся в волшебный мир музыки. Но память о том, на какие жертвы пошла ради меня моя семья, не давала мне покоя. Мама оставила мужа и дом вопреки советам и просьбам родни – и все ради какой-то туманной возможности. Ради меня. Из-за меня они с сестрой отказались от стабильной, заранее расписанной, безопасной и понятной жизни. А что если ничего не получится? Что если у меня не получится? Думала ли я об этом тогда? Говорила ли? Конечно же, нет. Я не знала, как подобрать слова. Но я уже ощущала где-то внутри твердое ядрышко уверенности. Уверенности в себе, в своих способностях, которая оправдывала все.
А скрипка… она уже была не просто моим голосом и моим оправданием. Она стала моим спасением. Позже, когда я немного подрасту, у меня появится новая скрипка, действительно моя, та, что будет сопровождать и оберегать меня всю жизнь. Но тогда я этого еще не знала.
Гринфорд стал нашим домом почти что на год. Помню, что именно там у меня начало ухудшаться зрение. За окном моей спальни на стене дома висел фонарь. И хоть мама выключала на ночь свет в нашей комнате, как и все родители, я частенько засиживалась с книжкой допоздна и читала при свете фонаря. Однажды, во время репетиции, я внезапно поняла, что не могу рассмотреть деревья на площадке для гольфа. Я ужасно «посадила» зрение. Пришлось обзавестись очками.
Наступил мой первый день в новой школе, и вот мама неожиданно забыла, как туда добраться. В отчаянии мы вызвали такси. Оно опоздало, и, как следствие, опоздали и мы. Я очень волновалась. Каждый день начинался с сольфеджио. Нам выдали ноты. Мы по очереди выступали перед нашей учительницей, Анной Осборн. Когда очередь дошла до меня, оказалось, что я не могу издать ни звука. В конце концов, она ласково и мягко предложила мне спеть с сестрой – дуэтом, как на наших «концертах» перед сном. Я сделала глубокий вдох. И у меня получилось. После этого ко мне вернулась уверенность. Мисс Осборн прививала нам интерес и любовь к хоровой музыке. И это тоже повлияло на мою игру. В первую среду каждого месяца мы с учениками из школы Харроу ходили на вечернюю службу в церковь Святой Марии, одну из самых старых в Англии. Видом на ее кладбище вдохновлялся Байрон. Мне нравилось петь в хоре, нравились наши выступления. Как и в прошлый раз, я стала школьным камертоном.
– А теперь ля, милая, – просила меня мисс Осборн. Я тянула ля, и остальные подхватывали.
Моим первым преподавателем по классу скрипки в школе Перселл была Джин Фиск. У нее были каштановые волосы, и она носила пышную прическу, как у Дасти Спрингфилд[3]. Она была очень любознательным человеком с ласковыми добрыми глазами. Правда, иногда в ее взгляде мелькал стальной блеск, как у детектива, который пристально разглядывает тебя и видит все твои сильные и слабые стороны. Джин сказала, что она мало чему сможет