пошла на пляж и там уснула.
Героическая Люси поила меня водичкой, мазала кремом и подставляла тазик. Даже ночевать со мной осталась:
– Муж в командировке, а детки за меня не волнуются. У них свои взрослые дела, – вздохнула она с явным сожалением.
В этот раз о детях Люси я не узнала ничего, не до того мне было. И более-менее пришла в себя только к вечеру воскресенья. Проснулась от скрипа кресла-качалки, несколько минут не могла понять, кто я и где я, потом разглядела в полумраке Люси.
– А, проснулась. – Она подсела ко мне, помогла сесть в подушки. Я поморщилась: кожа горела и скрипела, так что шевелиться было больно, и касаться простыней – больно, и жить тоже было больно. – Ничего, завтра будет намного лучше. Пей.
Вручив мне кружку прохладной воды, Люси взяла со столика у кровати какие-то бумажки, повертела в руках, хитро улыбнулась.
– Ирвин Говард, значит. У тебя хороший вкус.
Я вопросительно булькнула: что Ирвин?
– Билет в Милан на сегодняшнюю ночь, бизнес-класс. Приглашение в Ла-Скала на послезавтрашний вечер, премьера «Турандот», Калафа поет Андреа Бочелли.
– Сегодня?.. – Я приподнялась, но тут же легла обратно. Голова кружилась так, что я не то что до самолета, до туалета не дойду. – Вот же…
– Ничего, мужчину полезно немного помурыжить, – сочувственно вздохнула Люси. – Чтоб больше ценил.
Я согласилась. А что было делать? Плакать, что моя давнишняя мечта послушать Бочелли вживую почти осуществилась, но я такая дура, что обгорела и не могу поехать в Милан? Дура… если б я знала!.. А Ирвин тоже хорош. Билет на ночь воскресенья, опера – во вторник, между прочим, у меня работа. И он знает об этой работе. И знает, что гениям плевать на билеты в оперу, у гениев печеньки кончаются и кофе варить некому.
Козлы. Ненавижу.
Я все же хлюпнула носом и разревелась от жалости к себе.
Меня, может, никогда больше лорд не пригласит в Ла Скала! А они, они… особенно Джерри!..
Минут десять я вдохновенно рыдала, жалуясь на несправедливость жизни и больную голову, а также руки, ноги, спинку и животик. Люси гладила меня по волосам, утирала нос платочком и отпаивала минералкой.
– Все, успокоилась? Вот и умница. Пошли-ка умываться.
После умывания, прохладного душа и намазывания горелой меня лечебным кремом я в самом деле успокоилась и даже начала немножко соображать. К примеру, что к билетам могла прилагаться записка… с чем-нибудь приятным… ну там фламинго, то-се…
Записка в самом деле была: «Том и Джерри не погибнут без вас за четыре дня, а если погибнут – сами виноваты. Ирвин».
И все. Ни слова на тему «хочу видеть вас, моя прекрасная Роза», или там «скучал, думал о вас». Без небылиц, да? Торговец базарный! И не особо-то мне хотелось в Ла Скала!
Скомкав записку, я швырнула ее в открытое окно и тут же услышала хмыканье Люси.
– Вот теперь я за тебя спокойна. Жить будешь.
– Не дождутся! – Я откинулась спиной на подушки