пустым. Вот и все. Детки. Детишки. Ретцелькинды. Мальчики-девочки, косички, плюшевые медведики, губки в шоколаде, а генерал-майор Некер Лео-Антуан выстрелил себе в голову из табельного оружия, пистолета «Эльман-Лонг-11,2», и эти пакетики – все, что от него осталось, от него и его последнего задания, которое он провалил вполне сознательно и бежал туда, откуда его не вернуть даже нам. Даже если бы я его вчера вырубил и сдал врачам, ЭТО уже сидело в нем тикающей миной… Будь проклят этот город со всеми его чудесами…
Немного успокоившись, я достал из чемодана маленький магнитофон и вставил кассету, которую Некер просил послушать сразу. Медлил, боялся разрушить что-то большое и важное, как будто оно еще не разрушено этими двумя смертями… Наконец решившись, придавил кнопку, как паука.
Несколько секунд слышалось шипение, потом раздался спокойный, четкий голос Некера – так он говорил, прохаживаясь перед рядами курсантов в аудитории.
– Прощай, Антон, – сказал Некер, и я сгорбился над столом, сжав виски ладонями. – Я не испугался и не выдохся. Я просто не смог принять решение. Я стою посередине и не могу сделать шаг в ту или иную сторону – я намеренно не говорю «черное и белое», «доброе и злое», чтобы не вызвать у тебя ассоциаций со старым, хорошо известным. Ситуация качественно новая, и ни один старый термин не подходит. Ты думаешь, обтекаемые слова, общие фразы? (Я машинально кивнул, не поднимая глаз, словно передо мной сидел живой и здоровый Роланд.) Извини, так надо. Я не хочу влиять на твой выбор и твой поступок – а ты обязан будешь сделать выбор. Скоро ты все откроешь сам. Никаких особенных секретов здесь нет. Отправных точек у тебя две. Регар и проект «Гаммельн». По поводу проекта побеседуй с мэром и его командой. Адрес Регара – в телефонной книге. Все. Прощай.
– Прощай, – сказал я вслух. У генерала Некера, как у многих, оказался билет в один конец, только в отличие от многих он сам купил именно такой… Пленка шуршала и шипела, ее оставалось больше половины в кассете, но я сидел и слушал это шуршанье. Когда пленка кончилась, выключил магнитофон, надел пиджак и вышел из комнаты.
– Адам? – раздался за моей спиной голос Анны. – Вы что, только сейчас пришли?
– Нет. Ночью.
– Господи, я думала, с вами что-то случилось…
– Ну что со мной может случиться?
– Да на вас же лица нет… – сказала она. – Пойдемте. Проходите, садитесь. Выпейте. И не думайте, что я ничего не понимаю. Я многое могу понять. Зипперлейн вам не рассказывал про моего мужа?
– Нет, – осторожно сказал я, принял от нее бокал и сделал изрядный глоток. – Кто он был?
– Он работал в отделе Зипперлейна. Погиб два года назад. Иногда он возвращался ночью таким же… Что у вас стряслось?
– Так, неурядицы… Ваш сын дома?
– Нет. Где он, я не знаю. Это страшно, но впечатление такое, что мы им больше не нужны.
– А вам не представлялось случая услышать, о чем они говорят между собой?
– Они стараются, чтобы таких случаев