Но через какую-то минуту Астафьев махнул рукой, как бы говоря: «А, была не была», – и предложил:
– Пошли!
Шатровый домик Усова красовался на красной стороне улицы и был так разукрашен резьбой, что посмотришь на нее, и глаза разбегаются: тут один рисунок, там другой, а вот здесь вроде висят широкие кружева. Ворота крепкие и тоже украшены резьбой, окрашены, как и весь дом, в голубой цвет.
– Ничего себе, а, живет Усов-то? – подозрительно усмехаясь, произнес секретарь обкома.
– Что же? Очень хорошо. Не лицемерит, а показывает пример, – уверенно произнес Астафьев, хотя все еще боялся, что они застанут председателя за каким-нибудь личным делом или, что хуже, спящего. Поэтому, войдя во двор, он закричал:
– Эй! Хозяин! Принимай гостей!
На его зов из-под сарайчика выглянул Усов, пряча за спину правую руку. И походил он в это время на борца: крепкий, с желтовато-медным отливом кожи. Улыбнувшись во все лицо, он взмахнул правой рукой, в которой блеснул окровавленный нож.
– Иван Яковлевич! А кто там за тобой? О! Аким Петрович! Вот гости, так гости! Да я сейчас управлюсь. Глядите-ка, жирен, стервец. Боровок, – и Усов пошлепал ножом по задку боровка, продолжая без всякого смущения: – Скоро сын из вуза на каникулы вернется. Уля, моя жена, и сказала: «Коли. Виктору костюм надо шить». Ну, я и чиркнул боровка. А вечером некогда: собрание колхозников у нас и мой доклад… Уля! – неожиданно громогласно позвал он. Когда на крылечке появилась женщина с густыми черными бровями, перетянутая в талии, и черными острыми глазами окинула прибывших, Усов добавил: – Уля! Гости к нам. Давай их свежей свининкой угостим. Хорошие гости!..
За столом, подмигивая жене, чтобы почаще подкладывала гостям свининки, Усов рассказал, как они живут с женой. Говорил он посмеиваясь и все отклонялся, ожидая шлепка от Ули.
– Она ведь у меня татарка, магометанка, стало быть, а я православный… Как поссоримся из-за чепухи какой-нибудь, я ей нарочно свиное ухо покажу, она и вспылит. Вот такое. – Он вцепился в край полы пиджака, и действительно она приняла форму уха.
– Опять за это? Опять? – И Уля, тихо смеясь, несколько раз с силой шлепнула по твердому плечу Усова и от боли затрясла рукой. – Железный.
Гости расхохотались, а Усов громче всех. Затем он оборвал хохот и, посерьезнев, заговорил о полеводстве, животноводстве, овощеводстве и даже вступил в спор с Астафьевым о применении ультрафиолетовых лучей при выращивании цыплят и поросят.
Аким Морев, решив, что сейчас разгорится длительный спор, стал наводить разговор на то, что взволновало его и зачем он приехал сюда:
– Ну а народ работает? Переселенцы как?
– Не нарадуюсь. Есть, конечно, и такие – вечно ворчат. Но их капля в море. Маловато мы колхозникам выдали в прошлом году, вот беда.
– А сколько?
– По три килограмма зерна и по восьми рублей деньгами на трудодень, конечно. Ну, там капусты, огурцов, помидоров и арбузов.
– Хвастаетесь! – грубовато сказал Аким Морев. – Какой же это задушевный разговор