отправился въ Троицкую лавру, чтобы просить благословенія у св. Сергія. Св. Сергій, напутствуя Дмитрія, сказалъ ему: «Господь будетъ тебѣ заступникомъ и помощникомъ. Онъ побѣдитъ супостатовъ твоихъ и прославитъ тебя». Онъ далъ Дмитрію двухъ иноковъ – Пересвѣта и Ослябя, – которые до поступленія въ монастырь были извѣстны, какъ «добрые воины: Ослябя гная сто, а Пересвѣт двести».
По возвращеніи изъ Лавры, 20 августа Дмитрій выступилъ съ войскомъ изъ Москвы. Передъ отправленіемъ онъ обошелъ всѣ кремлевскіе соборы и вездѣ молился о благословеніи на страшный путь, на грозное дѣло борьбы съ татарами. Трогательно было прощаніе Дмитрія съ женой и дѣтьми, но Дмитрій, какъ говоритъ лѣтописецъ, «не прослезился народа ради». Выйдя на Красную площадь, онъ обратился къ собравшимся тамъ ополченіямъ съ такими словами: «приспѣло время, братцы мои милые, за землю русскую и за святыя Божіи церкви себя не щадить». «Прольемъ кровь за святую вѣру, сложимъ головы за тебя, княже… » – откликнулось войско.
Подъ Коломной былъ назначенъ общій сборный пунктъ: тамъ собралось еще невиданное на Руси 150-тысячное войско. Отсюда великій князь двинулся на югъ, къ Дону. Здѣсь, 6 сентября, остановились и стали совѣщаться, переходить Донъ или ждать врага. Мнѣнія раздѣлились. Одни говорили, что переходить рѣку опасно, такъ какъ, въ случаѣ неудачи, рѣка помѣшаетъ отступленію. Самъ Дмитрій былъ того мнѣнія, что надо идти впередъ, чтобы не дать татарамъ соединиться съ литовцами, которые тоже спѣшили къ Дону. Бывшіе въ русскомъ войскѣ литовскіе князья Ольгердовичи говорили, что перейти рѣку необходимо, чтобы всѣ знали, что отступленія нѣтъ и что, слѣдовательно, должно или побѣдить или всѣмъ лечь костьми. Въ это время прискакалъ гонецъ отъ преп. Сергія съ письмомъ, въ которомъ Сергій писалъ Дмитрію: «чтобы ты, господине, таки пошелъ, а поможетъ ти Богъ и Пресвятая Богородица». Дмитрій далъ приказъ переходить Донъ, и войско вступило на обширное Куликово поле, при впаденіи въ Донъ р. Непрядвы. На противоположномъ концѣ поля уже видны были громадныя полчища непріятеля. На одномъ изъ холмовъ былъ раскинутъ шатеръ самого Мамая.
Весь день Дмитрій провелъ среди войска, размѣщая его отдѣльныя части, указывая, гдѣ кому стоять. Довольно сильный отрядъ, подъ начальствомъ кн. Владиміра Андреевича и боярина Боброка, былъ поставленъ въ засаду за лѣсомъ. Все русское войско было охвачено одной мыслью – добыть свободу отъ позорнаго татарскаго ига или лечь костьми. «Много было князей, – говоритъ лѣтопись, – но духъ былъ единый». Ратники готовились къ завтрашнему бою, какъ къ св. причастію, и одѣвали чистыя рубашки.
Въ ночь передъ битвой, – говоритъ сказаніе, – Дмитрій выѣхалъ изъ лагеря съ Боброкомъ и расположился между обоими станами – русскимъ и татарскимъ. Боброкъ сказалъ, что онъ знаетъ примѣты, по которымъ можно предсказать исходъ будущей битвы. Онъ предложилъ Дмитрію вслушаться въ то, что неслось изъ вражьяго стана и изъ русскаго лагеря. „Слышу съ вражеской