себя от неблагоприятных факторов. И чем они отличаются от таких же двуногих, орущих странные лозунги, чтоб получить желанный хлеб? Что побудило их к истерике? Беспробудная лень.
– А теперь минуту тишину ради вашего и нашего мира. – выдержанно подытожил капитан – человек непростой, северный, для которого подобного рода «путешествия» казались смешными.
Белая бородка в несколько аршинов, почти седой, он, под действием несмолкающего бреда, направленного в его сторону, вспоминал, как ходил на хрупкой шаландре по северным морям и делился с пассажирами остатками сухарей того злополучного пятого года. Тяжелые воспоминания нахлынули его – но Константин Львович, а именно так он представлялся в мире официальных бумажных изделий, быстро переборол, продолжил свою исповедь перед присутствующими. Он очень не любил, когда его так называли. Лучшим бальзамом было слово «капитан», а для близких «отец». О его жизни было известно еще меньше, чем о Евгении Николаевиче, скрытом от взора пассажиров в капитанской рубке. Плоховато ему было, плоховато. Держался трудно, хотя лицо все еще не подавало – с виду, признаков страшной болезни, мании, сковавшим его рассудок и тело.
И да, действительно, ему повезло, что к нему было обращено мало внимания. Команда была малообщительной – он это понял с суши, близких знакомых тут не было, обычная рабочая обстановка среди людей, не испытывающих друг к другу ничего, кроме редких случаев нужды в коллаборации ради выполнения профессиональных задач.
Постепенно толпа стала успокаиваться. Никто не старался выпрыгнуть из стального источника, еще пять минут назад, апокалипсиса. «Гиппокамп общества медленно уменьшал свою лимбическую активность.» Так, про себя сказал тот странный знакомец, известный нам по данному мной второму имени, а именно «Башмачкин». Он одиночно стоял на близком расстоянии от капитана – но стал смотреть не на него, а на пассажиров. Тщательно нотируя карандашом в своем любимом блокноте. Хотя нет, этот был меньшего размера, чем прежний. «Чем бы дитя не тешилось» – подумал про него, его же научный руководитель, бывший заведующий кафедры психологии, веселый на вид дядька, в довольном простом, незамысловатом, френче, который активно контрастировал на фоне переднего ряда подковного строя.
Вы не поверите, но каково было удивление заметить на некоторых женщинах, в разгар сентябрьского дня, полушубки и даже шубы. Так они решили, используя возможность, покрасоваться своим статусом, или же побаиваясь за самое ценное, чтоб вдруг какой-нибудь матросишка или морская крыса, не сделали ничего плохого, с норьичей, медвежьей или же какой-то иной паницей, тулупом, дубленкой. Мужскому взгляду трудно было понять, что есть что. Если вы конечно не торговец шубами или же не славный охотник.
Скучных людей было здесь мало – серая масса затерялась где-то. Все, какие-то действительно русские люди, правда разных формаций, от придурковатых интеллигентов, пасущихся возле метров науки и докторов – выходцев