прибой, он с грустью посмотрит в непроницаемо-гордое лицо самого прославленного преступника Империи и в бессилии вспомнит эти непроизнесенные слова.
А пока – пока скрипнула и отворилась дверь ближнего дома, за нею нехотя отворилась вторая. Перепуганные подданные выходили приветствовать церенского императора…
Ближе к вечеру третьего дня пути кавалькада Гизельгера остановилась прямо на большой ровной лужайке у дороги. С трех сторон лужайку огораживал заслон дубового леса, опушка поросла орешником. Солнце клонилось к закату, лучшего места для лагеря рядом не оказалось.
Вскоре засуетились слуги, ставя палатки, задымились костры, поджаривая мясо для высокородных путешественников. Хмурый император уединился за пологом личного шатра, на пороге немедля устроился Кунц Лохнер. Бдительный капитан гвардейцев без сантиментов пресекал любые попытки помешать отдыху повелителя Церена.
Суета лагеря накрыла поляну, а лагерь, в свою очередь, накрыла стая поздних, крупных осенних комаров, которые тут же облепили и людей, и разгоряченных животных. Поход комариной армии увенчался полным разгромом противника – вскоре императорские спутники проклинали судьбу и безрезультатно взывали к святым покровителям Империи.
Зловредные насекомые не делали разницы между вельможами и простолюдинами, кусали всех подряд, забивались в прорези шлемов, под доспехи, голодно гудели и ретиво бились о полотно палаток.
Раздосадованный граф Рогендорфский попытался сопротивляться, раздавил нескольких особо наглых кровососов, потом, оставив в палатке бесполезные шлем и хауберт, соскучась ждать трапезу, пошел к опушке, раздвинул ветви кустов и двинулся в глубь чащи.
В осеннем лесу было тихо, комаров, к великой радости графа, вовсе не оказалось, на земле лежали бронзовые листья вперемешку с пятнами света, предзакатные лучи острыми стрелами пробивали кроны деревьев. Чуть в стороне шмыгнула белка, Дитмар проследил за ней взглядом и замер, заметив в гуще зарослей неопределенное пятно, чуть более темное, чем яркая листва.
Пятно слегка шевельнулось. Зверь или человек?
Графа захватил охотничий азарт. Кольчуга и меч остались в палатке, на рыцарском поясе висел только «кинжал милосердия». Если Дитмар вернется, неизвестный скорее всего успеет скрыться. Небрежно посвистывая и преднамеренно загребая ногами шуршащую листву, охотник за человеком удалился от замеченного им пятна на пять сотен локтей, а потом, сменив шаг на мягкий и быстрый, повернул обратно, обходя затаившегося в кустах противника с другой стороны.
Последнюю полусотню локтей сиятельный граф проделал неблагородно – ползком по влажной траве.
За тонкой преградой редкого орешника, прямо перед ним, всего в нескольких шагах, на подстилке из листьев устроился человек. Он сидел на корточках и напряженно всматривался сквозь сетку ветвей в суету лагеря на поляне. Со стороны затылка нельзя было в точности сказать,