.

в метро, общение ограничивала поцелуями, но мне было все равно. Я любил ее.

      Однажды она позвонила мне и спросила, люблю ли я ее. Со смутной, зреющей тревогой я ответил:

      – Да, – но беспокойство только росло.

      – Любишь, несмотря ни на что?

      А тут надо заметить: мы с ней давно уже решили, что любят не за что-то, а несмотря ни на что. Поэтому я снова испуганно ответил:

      – Да, – ожидая продолжения.

      – Я тоже тебя люблю, – сказала она и повесила трубку.

      Мы встретились через месяц, она куда-то уезжала, и я заметил у нее золотое кольцо на безымянном пальце правой руки.

      – Что это? – в состоянии запредельного торможения спросил я.

      – Ерунда, не обращай внимания. Фиктивный брак для размена квартиры, – беззаботно прощебетала моя Лаура.

      И я сразу расслабился, потому что всегда верил ей.

      – Она тут рядом, хочешь посмотреть?

      В этот день мы стали любовниками. И становились ими каждый раз, когда встречались. Где бы это ни было – в квартире, в парке, на лыжной прогулке, в туалете – везде. Я познакомился с ее фиктивным мужем. Добродушный немолодой врач, старше ее лет на двадцать, своей плешью не оставлял сомнений в своей фиктивности. Мы пили с ним коньяк, и я планировал поступить в ординатуру в институт, где он работал. Встречаясь с Лаурой, я каждый раз спрашивал, когда они, наконец, разменяют квартиру, и мы сможем пожениться. По ее словам получалось очень скоро, надо немного подождать, окончить институт, встать на ноги.

      Все закончилось в один день, когда на ее дне рождении фиктивный муж сказал очень проникновенный тост о семье и ее ценностях, обнадежил фиктивную тещу скорым появлением фиктивных внуков, а вечером, когда по причине хорошего подпития мы остались ночевать у нее, нагло занял мое место в ее кровати.

      Прозрение было ужасным. Винить было некого.

      Я мог бы напИсать море,

      Но есть в туалете слив.

      Я мог бы накакать гору,

      Но есть в туалет слив.

      Я могу напердеть атмосферу,

      Но есть в туалете окно.

      А мог бы писАть я любимой,

      Палец макая в дерьмо?

      Не знаю.

      Ведь жизнь так коротка,

      И будет ли столько дерьма,

      Чтоб написАть любимой,

      Как я ее люблю.

      Написано из солидарности к страданиям Петрарки в 1992 году.

      Гончий

      Благодаря ему я стал врачом. Ни имя, ни фамилия его мне неизвестны. Только кличка – Гончий.

      Тем летом мы с моим одноклассником Ароном Берманом поступали во второй медицинский. Химия была позади, оставалось написать сочинение и сдать биологию. К экзаменам я был готов, репетитор по биологии и общая начитанность со склонностью к рассуждениям позволяли мне надеяться на положительные оценки. Литературу я люблю, за исключением двух вещей: русской классики и поэзии вообще. Русскую классику я не могу читать – мне скучно, поэзию (за исключением, разумеется,