источник информации, я как бы между прочим сказала:
– Стать невестой его великолепия большая честь. Странно, что некоторые алианы от нее отказываются.
Как по мановению волшебной палочки все звуки стихли. Повисло молчание, заставившее меня напрячься. Переглянувшись, девушки уставились на меня немигающими взглядами. Даже поваренок позабыл о том, что должен жарить сухарики. Принялся озадаченно почесывать острием шампура свою макушку, отчего белоснежный колпак съехал набок.
– Знаете, а я вот тоже так считаю! – неожиданно поддержала меня Майлона, тем самым немного понизив градус напряжения.
– И тебя совсем не смущает, – кашлянув, начала было Гленда, а я затаила дыхание, – что он…
Он что? Что?!
Как назло, в тот самый момент так некстати распахнулись двери. Слуга в синем камзоле, красных лосинах и коротких пышных штанах, как у сказочного пажа, объявил:
– Ее сиятельство графиня Далива Ниана д’Ольжи!
– Фаворитка, – прокомментировала наша ходячая Герхильдопедия, и все девушки опустили взгляды.
Поднявшись, слаженно присели в реверансах. Я последовала их примеру.
Послышались шаги и шелест юбок. Оставаясь верной самой себе, я вскинула взгляд и быстренько просканировала незваную гостью. Чтобы уже в следующее мгновенье мысленно застонать. Еще одна красотка на мою голову. Как будто их без этой Даливы в комнате мало! У меня скоро случится передоз от избытка прекрасного.
Любовница наследника была сногсшибательно хороша и казалась полной его противоположностью. Если Скальде – глубокая ночь, безлунная и беззвездная, то графиня предстала в моем воображении ясным, в самом разгаре полднем. Идеально красивое лицо девушки обрамляли густые золотистые волосы, собранные в замысловатую прическу и украшенные головным убором с аппликациями из золотых колосьев.
Выпрямившись, я поймала лучащийся взгляд больших изумрудных глаз – в них словно отражались огоньки всех свечей разом. Нежный абрис лица, чувственные губы и россыпь веснушек на щеках. Одета фаворитка была в медового цвета платье, отороченное снизу и на рукавах коричневым мехом. На груди и в ушах – массивные украшения из янтаря, подчеркивавшие нежную с персиковым отливом кожу.
И сдалась Герхильду ари, когда у него под боком такое сокровище.
Ее сиятельство изобразила нечто вроде книксена: едва согнула колени и тут же царственно распрямилась. Стала пристально нас оглядывать, обходя каждую по кругу. Просвечивала взглядом, словно рентгеном, от макушки до самых пят и при этом не произносила ни звука. Алианы тоже почему-то молчали и, если и были недовольны столь бесцеремонным досмотром, виду не подавали.
Во мне же вспыхнуло раздражение. Мало того что утром Герхильд разглядывал нас, как товар (ладно, не нас, а их; я в поле зрения его отмороженности почти не попала), так теперь еще и эта пялится так, словно рабыню себе выбирает. Этакую Золушку на побегушках.
– Может, монокль дать? – поинтересовалась