пожить самостоятельной жизнью.
– Ну и как? Удалось вам узнать про Англию что-нибудь новенькое?
– Вряд ли, – ответил я. – Хоть я и живу неделями вне Лондона, но много ли увидишь из гостиниц наподобие этой?
Теперь можно было, не нарушая приличий, осведомиться о родственниках самой Амелии. Она рассказала, что росла без родителей – они утонули в море, когда она была еще совсем маленькой, – и что сэр Уильям был назначен ее опекуном. Отец мисс Фицгиббон был его приятелем еще со школьной скамьи и выразил такую волю в своем завещании.
– Так вы и живете в доме Рейнольдса? – спросил я. – Это не просто служба?
– Мне платят небольшое жалованье, но главное – сэр Уильям отвел мне две комнатки во флигеле.
– Как я хотел бы познакомиться с сэром Уильямом! – пылко воскликнул я.
– Чтобы он мог примерить очки в вашем присутствии? – съязвила Амелия.
– Искренне сожалею, что осмелился обратиться к вам с подобным предложением.
– А я рада, что вы это сделали. Вы, пусть невольно, скрасили мой сегодняшний вечер. Каюсь, я начинала подозревать, что в гостинице просто нет никого, кроме миссис Энсон, – так крепко эта особа вцепилась в меня. Между прочим, я совершенно уверена, что сэр Уильям купит у вас очки, невзирая на то, что уже забросил свой самоходный экипаж.
Я не скрыл удивления.
– Но я слышал, что сэр Уильям – ревностный моторист. Почему же он охладел к своему увлечению?
– Он ученый, Эдуард. Его интересы многообразны, и он постоянно переключается с одного изобретения на другое.
Так мы беседовали довольно долгое время, и чем дальше, тем увереннее я себя чувствовал. С одного предмета мы перескакивали на другой, вспоминая пережитые прежде события и приключения. Очень скоро я выяснил, что Амелия путешествовала много больше меня – ей случалось сопровождать сэра Уильяма в его заморских странствиях. Она рассказывала мне о своей поездке в Нью-Йорк, а также в Дрезден и Лейпциг, и эти рассказы произвели на меня большое впечатление.
Наконец огонь в камине догорел, и мы допили последние капли бренди. Я произнес с сожалением:
– Как вы думаете, Амелия, мне, наверное, пора возвращаться к себе?
Секунду-другую она молчала, потом слегка улыбнулась и, к моему изумлению, мягко положила пальцы на мою руку.
– Только если вы сами решительно хотите уйти.
– Тогда я, пожалуй, задержусь еще на несколько минут.
Едва я произнес эти слова, как пожалел о них. Амелия вела себя более чем по-дружески, но, право, мы уже потолковали обо всем, что нас интересовало, и теперь откладывать свой уход значило потрафлять своего рода безумию, обусловленному ее близостью. Я не представлял себе, сколько времени прошло с тех пор, как миссис Энсон убралась восвояси, – вытащить часы в создавшихся обстоятельствах было бы непростительно, – но чутье подсказывало мне, что гораздо больше часа, на который мы оба согласились. Задерживаться еще было бы неприлично.
Амелия все не торопилась убрать свою руку с моей.
– Мы