часть страны на 60 стадий[8] имеет каменистый слой под поверхностью почвы.
В то же время Моисей вместо оружия выставлял вперед святыню и божество, которому он желал найти место для почитания; народу он обещал установить культ и священные обряды такого рода, чтобы те, кто принял его, не тяготились расходами, одержимостью божеством или другими нелепыми действиями. Подобными средствами Моисей снискал себе уважение и установил необычного рода власть, так как все окрестные народности охотно присоединялись к нему ради таких поучений и обещаний».
Так, с помощью Страбона мы перешли к вере древних иудеев. Ее главнейшее отличие состояло в том, что Бог был один. Несколько непривычно на фоне многочисленных богов соседних народов, но простота культа пришлась по душе народу. Бог Моисея не требовал дорогих статуй в металле, камне. Напротив, подобное запрещалось, и это не вызывало удивления даже Страбона:
«Кто, будучи в здравом уме, дерзнет создать изображение такого бога, похожее на какой-нибудь из окружающих нас предметов? Напротив, следует оставить изготовление всяческих изображений божества и, отделив священный участок и подобающее святилище, почитать его без изображения».
Ему не нужны были обильные жертвоприношения, он не требовал ритуальных убийств детей, как небожители соседних финикийцев; требования единого бога были очень умеренны, справедливы и разумны, его пожелания более несли пользу людям, чем требовали от них.
«Живущие воздержанно, – рассказывает Страбон, – праведной жизнью всегда могут ожидать от божества какого-нибудь блага, дара или знамения, но прочие пусть не ожидают ничего».
Нелегкая судьба периодически разбрасывала иудеев по всему миру. Они забывали родной язык, меняли одежду, привычки, города, страны, континенты, но лишь одно объединяло евреев, где бы они ни находились. «Каждый член любой иудейской общины ежегодно должен был посылать в Иерусалим одну дидрахму в виде взноса на храм; взнос этот поступал более правильно, чем государственные подати; каждый был обязан по крайней мере раз в своей жизни лично принести Ягве жертву на том единственном во всем свете месте, которое было угодно Ягве, – рассказывает признанный знаток Античности Теодор Моммзен. – Ни с чем не сравнимое стойкое сознание национального единства в том виде, в каком оно укоренилось в вернувшейся на родину общине изгнанников и затем породило… обособленность иудеев среди греческого мира, не ослабело, несмотря на рассеяние иудеев и раскол в их среде. Всего замечательнее то, что иудейство продолжало жить даже в кругах, порвавших с иудейской религией».
Все совершенное, все гениальное чаще всего просто, но эта простота почему-то толкает людей усложнить законченный предмет, опутать его ненужными украшениями, нарядить в пестрые одежды. Особенным рвением в этом отличаются люди, наделенные умом и властью. Этой категории почему-то кажется: все, что было до них, – не есть совершенно, именно они призваны доставить людям