нависали мохнатые брови. Крутой лоб поблескивал. Юрий Григорич снова откинулся на подушку. Вместо пяти ламп в люстре осталось только две, проволочный каркас растягивал материю абажура – казалось, ребра выпирают из сведенного голодом живота. Рядом с проводом с потолка свешивалась слегка покачивающаяся на сквозняке нитка паутины, тень от нее плавала по стене.
– Это ты меня? – Юрий Григорич потрогал влажный рубец под заскорузлыми волосами.
– Я.
– Жестко.
– А если на тебя ночью на кладбище с ножом нападут? – невесело хмыкнул отец Димитрий.
– Я ночами по кладбищу не шляюсь, – сказал Юрий Григорич и смущенно погладил усы.
Хорошее было лицо у отца Димитрия. Старо-обрядческое, как сказали бы художники. Глаза только слишком глубоко посажены. Даже и не разберешь, какого цвета. На стене у кровати висел ковер с плетеной желтой бахромой снизу, по грубой материи выцветший рисунок: луг с ромашками, солнце на небе, рядом с солнцем почему-то звезды, крупные, грязно-белые, похожие на шестеренки. Над ковром торчали такие же поблекшие бумажные обои с повторяющимися завитками.
– Если бы ты ночами по кладбищу не шлялся, ты бы сейчас здесь не лежал, – заметил отец Димитрий.
В этот раз его улыбка была веселой, даже озорной: блеснули в глубине бороды ровные зубы. Юрий Григорич, поддавшись настроению, тоже кривовато улыбнулся.
– Чем это ты меня?
Отец Димитрий приподнялся – у противоположной спинки кровати стояло еще одно кресло, в котором лежало его то ли пальто, то ли шинель – достал из-под складок метровую серую трубу с ручкой из голубой изоленты.
– Из чего она? – невольно заинтересовался Юрий Григорич, снова тронув шишку на голове.
– Из православного дюралюминия, – ответил отец Димитрий, протягивая оружие для ознакомления.
Труба оказалась на удивление легкой, а изолента делала ручку ухватистой и приятной на ощупь.
– Это что?
По всей поверхности трубы были выгравированы еле видные надписи.
– Благочестивые письмена.
– Понятно.
Юрий Григорич посмотрел через трубу на абажур и вернул владельцу.
– Будем считать, что сам виноват, – подвел итог.
– Правильно, – согласился отец Димитрий, бросив оружие обратно в кресло.
– Ты меня к Иванычу притащил?
– Ну а кто еще?
– Как узнал, что я у него?
– Я тут уже второй день. Видел.
– Ты из-за иконы?
– Из-за нее. Буду искать.
– У вас там милиции не доверяют?
– Кто в России милиции доверяет?
– Верно.
С кухни доносились звон и плеск – дед, видимо, мыл посуду. Юрий Григорич снова глянул на окно: светло вроде. Утро уже как минимум. Хотя горящая люстра давала полное ощущение ночи. И почему-то казалось стыдно спросить время.
– Полдесятого, – сказал отец Димитрий.
– Долго я тут…
– Выспался зато.
На кухне у Федора Иваныча резко пахло жареным луком. Старик стоял у плиты, перемешивая в сковороде крупно нарезанную