балбес!
Квартира начальника главка сельского строительства располагалась на двух этажах: гордостью хозяина, воздвигавшего дом, была комната на верхнем, пятом этаже. Наум лично планировал свои апартаменты, жена и дочки занимали нижнюю площадку. Он любил засыпать, блаженствуя в одиночестве и не слыша хлопот и криков беспокойного женского окружения. Любил просыпаться от первых солнечных лучей восходящего солнца и пения птиц. Эту страсть не могло одолеть даже его фанатичное увлечением картами.
– Куда глядеть, дорогая? – блаженно потянулся Наум в сладкой полудрёме.
– Куда? – подхватили дочери, облепив родителей и подоконник.
– Видишь форточку нашего чердака? – зашептала на ухо Софья Семёновна, придавив его пышной грудью.
– Ну? – с трудом пискнул Наум.
– А что из неё торчит?
– Сонечка, ты загадываешь нелепые кроссворды.
– Там голуби, мамочка! – хором взвизгнули дочки.
– Не только. Что бы вы без меня делали? Очнись, Наум!
Под твёрдой её рукой нос Наума влип в стекло, и он действительно прозрел:
– Есть, Сонечка, есть! Только пожалей меня, ради бога, отпусти затылок.
В чердаке мельтешили две или три мужские фуражки, фетровая шляпа и что-то зелёное или синее, будто женский берет.
– Это Трофим, – уразумел Наум. – Трофим Закваскин, наш управдом и дворник. Я давно заставлял его заняться ремонтом крыши, вот он и сколотил с утра бригаду. Ты сама, Сонечка, продырявила ему уши нашим каминным дымоходом.
– Если б не я, уважаемый управляющий главком, наше семейство задохлось бы от проклятой трубы!
Она оставила в покое мужа и, приникнув к стеклу, замахала руками:
– Трофим Григорьевич! Трофим Григорьевич! Что это вы там вытворяете?
Однако крики её имели обратное действие: фуражки, шляпа и берет мигом исчезли.
– Вот те раз! Оглохли они, что ли? – разочарованно опустила руки Софья Семёновна, а успокоившийся Наум Раумович поплёлся к остывающей постели: затянувшиеся допоздна вчерашние сражения в покер, сдобренные изрядными порциями коньяка, продолжали притягивать перегруженный его организм к подушке.
Между тем спокойствие не успело воцариться в покоях потревоженного семейства: двери четвёртого этажа вдруг затряслись от грохота, как если бы в них забарабанили враз несколькими сапогами, и следом нагло затрезвонил звонок.
– Час от часу не легче! – бросилась к дверям Софья Семёновна. – Нет, этот Трофим потерял всякий стыд… Делать ему нечего, как людей булгачить по утрам!
Она принялась отмыкать многочисленные замки с цепочками и раскрыла было рот, чтобы встретить управдома соответствующим образом, но обмерла, застыв. За порогом вытянулся милиционер в сапогах и при синей фуражке, за спиной которого толпился управдом со всей остальной компанией.
– Майор Грохота! – рявкнул милиционер. – Квартира Наума Раумовича Лировиса?
Всем своим грузным телом Софья Семёновна в беспамятстве сползла на паркет.
– Все члены семьи дома? – перешагнул через её ноги Грохота.
Наум