возбуждая в них справедливое негодование своим распутством».
Но в то же самое время, по словам Соловьева, «наша литовско-русская Мессалина выказывала много ума и такта во внешних сношениях с соседними державами». И именно она подтвердила дружественные договоры России со Швецией, Ливонией, Молдавией, царством Астраханским и князьями ногайскими; в последний год своего правления сносилась дружественно с императором Карлом V и братом его Фердинандом, королем венгерским и богемским; вела успешные войны с Крымом и Литвой.
Но Елена не только воевала, но и строила. Не доверяя заключенным мирным соглашениям, Елена предпочитала укреплять обороноспособность государства строительством новых мощных крепостей и основательной реконструкцией старых, как это было сделано во Владимире, Твери, Ярославле, Вологде, Новгороде Великом, Перми и других городах.
Венцом этого строительства явилось сооружение городской стены в Москве, возведенной именно «по тому же месту, где же мыслил… князь великий Василий ставити».
Правление Глинской продолжалось менее пяти лет. Она начала с того, что узурпировала власть, которой Василий III наделил семибоярщину. Без ее согласия не могли быть проведены последующие реформы.
Можно по-разному относиться к Елене, но нельзя не признать: в каждом ее шаге, в каждом поступке чувствуется железная воля, борьба за интересы государства. Великая княгиня Елена оказалась жестким и бескомпромиссным продолжателем дел мужа.
В последний год жизни Елена много болела и часто ездила на богомолье в монастыри. Великая княгиня умерла 3 апреля 1538 года.
Как и всегда в таких случаях, смерть правительницы вызвала разные толки, и австрийский посол Герберштейн писал об отравлении великой княгини ядом. Что касается Ивана Грозного, то он всю свою жизнь считал, что его мать отравили бояре.
Кто убил Елену, если это было на самом деле так, мы можем только догадываться. Вполне возможна и та версия, какую дает Евгений Сухов в своем романе «Тайная любовь княгини».
«Ты вот что, Аграфена! Как будешь в спальных покоях государыни, сыпанешь ей вот этого порошка, – Василий Васильевич бережно развернул тряпицу. – Да рожу-то свою сюда не суй! Как вдохнешь этого зелья, так потом тебя на погост придется нести.
– Дядя Василий, родненький, да как же я могу! – перепугалась Аграфена.
– А вот так! – прикрикнул боярин на племянницу. – Хочешь, чтобы великая княгиня нас головы лишила? Ежели она дядьку своего родного уморила да государева брата повелела живота лишить, то нас сгубить для нее просто в радость будет. Али не так, племянница? Ты на меня гадюкой не смотри, Аграфена, не забывай, что я тебе вместо отца. А он, покойный, повелел слушать меня во всем. И ежели не моя забота, так тебе во дворце бы и не бывать. Я тебя к великой княгине определил, челом за тебя бил.
Аграфена всхлипнула:
– Как же я отважусь на такое, дядя Василий?
Девичьи руки бережно завязали порошок в узорчатую тряпицу.
– Даже святое дело