он не упал с козел. Он – страшный пьяница! И ты тоже беги! И ты!.. Ну, Василий… Знаешь, до чего ты довел нас? Мы решили, как только ты отъедешь – подведем под этот дом бочку с порохом. И… со всеми гостями… фюить! Они сами мечтают об этом, чтобы прекратить чудовищные мучения. Потому что жизнь без тебя не имеет никакого смысла.
К а ч а л о в. Я уезжаю, Алеша, с мыслями о том, какой ты великолепный, большой…
Т о л с т о й. Осторожно, Васенька, там три ступеньки… Крюшон не опрокинь между дверями! Посветите ему, ребята. Не упади…
К а ч а л о в. Сколько, ты сказал, ступенек?
Т о л с т о й. Да ты уже на земле!
К а ч а л о в. Земля, – закричали матросы!
Т о л с т о й (вышел на крыльцо, машет извозчику). Куда встал, извозчик! Куда ты кобылищу свою мордой в парк повернул. Не в парк ехать гулять – на вокзал. Милые мои! У него из башки дым идет! Федор, помоги ему развернуться. Возьми под уздцы… Да не кусается! Извозчик, давай сюда! Не туда заворачиваешь – там проволока колючая на заборе. Кобылище губы разорвешь… Будь здоров, Василий. Если он тебя вывернет и ты еще будешь живой – возвращайся к нам. Мы тебя спрячем…
К а ч а л о в. Скажи-ка мне, Ваня, ты по какой улице повезешь?
Т о л с т о й. Ты поговори с кобылой – не с ним. Он – не в себе.
К а ч а л о в. Вот как!.. А почем возьмешь до вокзала?
Т о л с т о й. Уплачено.
К а ч а л о в. Так что же ты сердишься. Я же не знал. Но ты пойми, я бы мог сам… Иди в дом, Алеша. Ты неодетый, простудишься – осень холодная. Береги себя. Не нужно столько внимания. Я уеду один…
Т о л с т о й. Ты хоть разик взгляни на нас. Мы твои дети. Ты небось уедешь, о нас думать не станешь. А мы тут будем сидеть, воображать тебя. Если опоздаешь к московскому поезду – возвращайся!
К а ч а л о в (садится в пролетку). Ну, Ваня, трогай.
Т о л с т о й. Ступай, извозчик!
Слышно, как лошадь перебирает ногами. Сперва медленным, потом все более скорым становится цокот копыт. И тише пропадающий вдали голос Качалова:
– Простите, друзья мои!
Т о л с т о й. Василий! Не забывай!..
Затихающий цокот копыт.
История этого рассказа
Это первая попытка перевести в буквы рассказ, который долгие годы существует только в устной моей передаче и входит в число самых для меня важных «устных рассказов». Но…
Бумага способна закрепить текст. И бессильна передать самый «спектакль», игру – тембр голоса, манеру произношения, «поведения лица», жесты, «мизансцены», а главное, интонации. И тем самым весь интонационный подтекст.
Что касается обеда, о котором рассказ, то тут соединились впечатления от многих встреч с Алексеем Николаевичем Толстым и от единственной с Василием Ивановичем Качаловым (потом-то, когда я уже исполнял этот рассказ публично, я не раз видел В.И. Качалова). Но в ту раннюю пору недостаточность впечатлений восполняла память о спектаклях с Качаловым, которые я видел по два и даже и по три раза.
Надо ли говорить, что рассказу предшествовало множество интонационных «эскизов», долгие, почти непроизвольные поиски интонаций, тембров,