Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV
орденом и милостивым рескриптом это выглядело бы двусмысленно. Вероятно, поэтому столь важный символический акт организаторы передоверили дамам, таким образом формально вынеся его за рамки сценария. Несмотря на искусственную «случайность» этого жеста, лавровый венок, без сомнения, был воспринят всеми присутствующими как знак «классического» достоинства юбиляра. Именно на это указывает Лобанов:
Трогательно было смотреть на него, когда он, по окончании обеда, в другой зале сидел за маленьким столом и в одной руке держал свою любимицу – сигару, а другою рукою скромно накрыл свой лавровый венок. Молодые литераторы окружали седого, маститого, увенчанного славою писателя и начали просить, чтобы он каждому из них дал на память по листочку из его лаврового венка. Крылов с радушною улыбкою начал обрывать свой венок и раздавать листки просителям[124].
Символичность ситуации: патриарх литературы, принимая знак высшего поэтического отличия, благословляет идущих ему на смену и приобщает их к своей славе, уже ставшей народной, – привлекла внимание младшего литературного поколения. 26-летний Е.П. Гребенка, к этому времени уже известный стихотворными баснями («Малороссийскими присказками»), писал на следующий день после торжества:
Все мы шумно пировали
На волшебном пире том
И поэта увенчали
Свежим лавровым венком. ‹…›
Мы смотрели с умиленьем
На поэта-старика;
Жрец прекрасный вдохновенья,
Он нам дал благословенье:
Лист лавровый от венка. ‹…›
А о празднике народном,
Бескорыстном, благородном
Поздним внукам расскажу,
И листок венка Крылова
Для потомка молодова
Как святыню покажу[125].
Собственно в рамках праздника представительство от лица «младших делателей» на литературном поприще было доверено 34-летнему князю В.Ф. Одоевскому, который произнес приветственную речь, и 30-летнему В.Г. Бенедиктову, сочинившему стихотворение «Пир 2 февраля 1838 г.»:
Не сожмут сердец морозы:
В нас горят к нему сердца.
Он пред нами – сыпьтесь, розы,
Лейтесь, радостные слезы,
На листы его венца![126]
Эти стихи прочел вслух один из самых высокопоставленных гостей – министр внутренних дел граф Д.Н. Блудов, сам известный литератор, товарищ Крылова по Российской академии. Выбор Бенедиктова в качестве автора главного поэтического поздравления объяснялся никак не недостатком поэтов среди друзей Крылова[127]. Вероятнее всего, он был привлечен к подготовке юбилея своим покровителем Карлгофом в качестве яркой фигуры нового просвещенного поколения, воспитанного на идеологии николаевской народности, одним из эстетических столпов которой официально было признано творчество Крылова. Свою роль здесь могли сыграть неаристократическое происхождение Бенедиктова и та громкая литературная известность,