ушиб ногу и заработал крупный синяк на щиколотке.
– Ну и что мне делать с этой информацией?
– А вы посмотрите на этот синяк теперь.
Инга надела перчатки, и Дмитрий последовал ее примеру. Она аккуратно задрала широкую штанину брюк, открывая ногу по колено. Заметить синяк было не сложно – Дмитрий назвал бы его скорее кровоподтеком, крупным, багрово-фиолетовым. Все указывало на то, что Селиванов сильно ударился, и ему повезло, что уцелела кость.
Однако это никак не могло быть связано с его смертью.
Он хотел снова задать вопрос, но не успел, Инга опередила его. Она протянула руку вперед и несильно надавила на щиколотку. Этого оказалось достаточно, чтобы из кожи покойника просочились мелкие бисеринки крови. Смотрелось это жутко и напоминало Дмитрию обратную сторону грибной шляпки после дождя: она кажется сухой и пористой, но надави на нее – и прольется вода.
Вот только для гриба это нормально, для губки – тоже, а для человеческой плоти – нет. Ни кожа, ни мышцы не могли так реагировать на надавливание… Нет, никак не могли! Но реагировали. Дмитрий еще не сталкивался ни с чем подобным – ни в теории, ни на практике.
Зато теперь он понимал, почему сюда вызвали именно его.
– Мы обнаружили это случайно, когда хотели перевернуть тело, – пояснила Инга. – Вы знаете, что это такое?
– Даже не представляю!
– Тогда придется это исправить, дело обещает быть громким.
Глава 2. Гарри Гудини
Леон терпеть не мог регулярные семейные встречи, но он приходил на них со смирением преступника, признающего справедливость наказания. Вроде как – ну что, не отстоял ту жизнь, что делала тебя счастливым? Вот сиди и терпи теперь!
Поэтому каждое воскресенье они с Лидией ходили в гости к семье Димы или наоборот. Дима и Лидия были от этого в восторге, они чувствовали себя чуть ли не английскими аристократами, заглядывающими к таким же достопочтенным соседям на чашечку кофе. Мила относилась ко всему философски. Леон терпел.
В этот раз все начиналось как обычно: цветами, ритуальными объятиями и расцеловыванием воздуха возле лица. Леон ощущал себя скаковой лошадью, которую снова и снова заставляют бессмысленно ходить по кругу цирковой арены с пучком перьев на голове. И все же в искусстве самоконтроля он теперь не уступал брату, у него даже получалось убедительно улыбаться.
А вот дальше, когда они сели за стол, привычный порядок сбился. Дима, обычно наслаждавшийся каждой секундой таких встреч, казался задумчивым и отрешенным. Он говорил, только когда к нему обращались напрямую, да и то постоянно переспрашивал. Мыслями он был не здесь, и чувство неловкости постепенно расползалось по комнате, как винное пятно по белой скатерти.
Первой не выдержала Лидия.
– Дима, что происходит? – недовольно поинтересовалась она. – Если у тебя нет времени на нас, так отменил бы визит, никто не заставлял тебя звать нас!
Лидия никогда не отличалась сдержанностью, а теперь она была убеждена, что беременность дает