Надо доставать ее из ванной, чтобы снова не поплохело. Не достал, вместо этого протянул за шторку руку с полотенцем. Полотенце забрали, выхватили с силой и злостью. И откуда что взялось в таком тщедушном теле?
– Отвернись… друг. – И в голосе послышалась насмешка. Нет, точно насмешка! Еще один хороший признак?
– Чистая одежда в пакете, – сказал он, отворачиваясь. – Твою я бросил в стиральную машину.
Эльза одевалась молча, Никита вслушивался в ее сосредоточенное сопение. Дышала она часто, и дыхание ее сбоило. Похоже, остатки сил ушли на этот вот всплеск злости. Может, оно и к лучшему.
– Оборачиваюсь? – спросил он, когда сопение прекратилось, и, не дожидаясь разрешения, обернулся.
Она не стала краше и здоровее после помывки, но розовый цвет и розовый аромат определенно добавляли ей баллов. Уже не бомжиха, а просто смертельно уставшая девчонка. Пусть лучше уставшая, чем больная.
С кончиков рыжих волос, которые от влаги начали завиваться, стекали капли воды, оставляли мокрые следы на футболке. С размером, кстати, Никопольский ошибся: вещи были Эльзе велики как минимум на размер, если не на два.
– Никита, мне нужно домой, – сказала она очень серьезным, почти деловым тоном.
– Нет. – Он не чувствовал вины за то, что удерживал ее силой в чужом доме, он чувствовал вину за то, что оставил ее когда-то одну наедине с нерешенными проблемами, допустил все это.
– Но мне очень нужно! – Тон из делового сделался просительным, почти умоляющим.
– Все, что тебе нужно, я привезу сюда.
Мгновение Никите казалось, что она вцепится ему в волосы, расцарапает кожу, как ее кошка. Он даже приготовился отразить удар, но не понадобилось.
– Все, что мне нужно, ты не привезешь.
– Таблетки? Что ты принимаешь?
– Если я скажу что, ты достанешь? – А теперь надежда пополам с неверием, и во взгляде – голод. Такой дикий голод, который бывает только у наркоманов.
– Нет, Элли. Я не привезу тебе таблетки, но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы облегчить твое состояние.
– Мое состояние могут облегчить только колеса! – Она сорвалась на крик, почти визг, и за закрытой дверью тут же жалобно завыла кошка. Никита дверь открыл.
– Не только. – Он старался быть терпеливым и понимающим, старался следовать заветам великого нарколога Ильи Васильевича Стешкова: не обижаться и не давать невыполнимых обещаний. – Ты давно ела?
Вместо ответа Эльза равнодушно дернула плечом, подхватила на руки кошку, пошатнулась, словно даже такая ноша была для нее невыносимо тяжелой.
– Тебе нужно поесть. – Никита дождался, когда она выйдет из ванной, вышел следом.
– А полы ты помоешь? – спросила Эльза, не оборачиваясь.
– Помою. – И помоет! Он не брезгливый. Не с его работой быть брезгливым. И не такое видел. – Сейчас накормлю тебя и уберусь.
– Я не голодна.
Голодна. Еще как голодна! Просто голод ее иного толка.
– Тебе нужно поесть. – Говорить с ней он старался терпеливо, хотя терпение, похоже,