устойчивый к внешним неприятностям.
В деспотии такое сосуществование – единственный способ выжить. В литературе оно позволяет стать популярным, недосягаемым, имеющим право голоса.
Кто кормит, тот её танцует
Традиция – бросания костей церберу началась с Блока Его бросание оказалось самым трагичным.
Блок заморил себя голодом, отрекшись от ревпоэмы «Двенадцать». Но кость ему так и не вернули. Она до сих пор выкармливает школьников в идиотов с краснознаменными глазами.
Яркий пример подобного выживания – Маяковский, окруженный Бриками, агентами ЧК.10
В предсмертном письме поэт называет Лилю Брик, мать и сестёр членами своей семьи и просит все стихи и архивы передать Брикам.
Борис Пастернак в воспоминаниях приводит следующую фразу Лили Брик: «Подождите, скоро будем ужинать, как только Ося придёт из Чека»
Писательница Лидия Чуковская в книге «Записки об Анне Ахматовой» приводит отзыв поэтессы о кружке Лили Брик: «Литература была отменена, оставлен был один салон Бриков, где писатели встречались с чекистами».
Подкармливал церберов и Есенин.11
Пастернак тоже не избежал приветливого кивка красному кремлю, написав поэму о лейтенанте Шмидте.
Даже Мандельштам после освобождения из концлагеря подпаивал Сталина хвалебной настойкой.
Кто без костей в литературном кармане, тот сгниет в безвестности, в психушке или тюрьме, если еще не сгнил.
Так с тех пор так и ведется: музы корзинами сыплют с Олимпа оды в честь мумий, а оголодавший народ никак не разуверится в кровавых жрецах.
Интересно, если поискать, найдется ли хоть одно произведение в поддержку Хрущева, ярого ненавистника культа?
Нет, не поощрялось. Но без культа власть – невесомое облачко. Поэтому Хрущев – идолопоклонник призрака, топающего в кирзе по Европе. Вместо од Сталину поэзия массово пускала слюни по Ленину.
В годы перестройки, когда стрелка народного гнева прошла мимо кремлевского быдла, вдруг назойливо и нудно просквозил на экранах сериал, в котором дочурка Брежнева выставлена этакой защитницей либералов, стиляг и западников. Это утверждение бездоказательно, более того, карательный режим именно при Брежневе и был оснащен пыточным психиатрическим арсеналом.
«С Андреем Вознесенским пришло проститься удивительно мало друзей…»
Незадолго перед смертью Андрей Вознесенский все же появился на экранах.
Поразили глаза. Горло, сведенное судорогой.
Он потерял голос. Так странно потерял. Никому не мог рассказать, как ему отчаянно одиноко. Словами не мог рассказать, а глазами сумел.
Вот оно, настоящее одиночество. Не мог докричаться, дотянуться рукой, сведенной судорогой. Казалось, он птица, сломавшая крылья при попытке вырваться на свободу. Вознесенский словно специально показывал изувеченную руку. Ту самую, которой уже не мог писать.
Болезнь Паркинсона отобрала у поэта радость общения с поклонниками. Последние годы жизни символизируют вечное одиночество истинного таланта. Даже