последовательного рутинного описания.
Толстой прожил 82 полных года – бывают жизни и длиннее. Полное собрание его сочинений составляет девяносто томов. На то, чтобы издать их, потребовалось тридцать лет. Сколько лет нужно, чтобы прочитать все тома, я не знаю – сам я читаю Толстого всю жизнь и чувствую, что он больше моей жизни и соразмерен всей человеческой истории. Биография Толстого, написанная Виктором Шкловским, имеет почти девятьсот страниц, но огромная книга, после того, как закрываешь ее, всё равно оставляет впечатление недосказанности. Какие-то куски и кусочки Толстого успевает увидеть человек, даже если он всю жизнь читает и исследует его. Отсюда, из-за такого недостатки оптики, проистекают разные книжки о Толстом, где нарушены размеры его и его современников и принят фальшивый масштаб. Плутарх писал двойные биографии, подбирая в пару равновеликих героев, а современный автор ставит в ряд с Толстым Иоанна Кронштадтского. В результате получается пародия.
Да, бывают жизни и длиннее толстовской, хотя среди писателей своего века он рекордсмен. Гоголь прожил сорок три года, Достоевский не дожил до шестидесяти, Лескову было было отмерено шестьдесят четыре, Тургеневу шестьдесят пять, Гончарову семьдесят девять. Не говоря уже о Пушкине и Лермонтове. Всех длиннее и больше, всех упорнее и терпеливее оказался Толстой в своем жизненном опыте и в своем постижении жизни. Он объял собой и окружил собой всю русскую литературу девятнадцатого века, которая в своей силе и целостности была высшей, сбывшейся, идеальной Россией. Ну не Победоносцев же был Россией и не два царя Николая, один другого ограниченней и глупее.
Толстой был Мафусаилом русской литературы и по меркам истории литературы прожил не меньше мафусаиловых 969 лет. Баснописец Иван Андреевич Крылов был современником Толстого, хотя кажется принадлежащим иному, прошлому веку со своими 236 баснями с назидательной моралью. Писарев бесчинствовал и палкой бил кумиры в то время, когда Толстой уже написал «Войну и мир». Надсон, теперь почти забытый, взлетел трагической кометой и погас, в то время, когда Толстой уже переходил от художества к прямому разговору с жизнью, а свою «Войну и мир» называл «многословной дребеденью». Чехов прожил жизнь и умер на глазах Толстого, который был в русской литературе вечен и наблюдал все происходящее взглядом своих маленьких и не терявших с возрастом зоркости глаз. И те, кому предстояло стать русской литературой следующего века, мечтали о встрече с ним, как Бунин, который с молодости был влюблен в него, маялся желанием увидеть – то еду к нему, то нет, не еду, боюсь! – и в конце концов в январе 1894 года навестил Толстого в его московском доме в Хамовниках и навсегда запомнил, как тот вынырнул снизу по лесенке и какой он был «быстрый, легкий, страшный, остроглазый».
5
Толстой от природы умел жить длинно и подробно, умел жить каждый день, что совсем не значит «счастливо или хорошо