сжала губы. Макс мог поклясться кровью Фортуната, что знает, о чём сейчас думает его подруга и богиня. «Тит Флавий уберёг от смерти своего Иосифа11, а я своего уберечь не смогла». Он должен был скорее увести её от этих горьких и ненужных мыслей.
– Что будешь делать с мелкими? Они и так, и сяк обречены. Ты же не можешь взять этих двоих с собой в Палатинский дворец. Кто приютит их здесь, в Темисии, когда узнает, что они – беспомощные сироты, потомки мятежных царей?
Филис не ответила ему, только вздохнула. Подняла брата и сестру Циони с колен и спросила:
– Ракель, у вас есть родственники в Иудее? В Иерусалиме? Если вы Циони…
– Это было очень давно, – с грустью ответила иудейка. – Я видела Иерусалим однажды, издали, когда с отцом проезжала мимо из Птолемаиды. А Шломо не бывал нигде, кроме земли, которая нас приютила… Он вырос здесь, в Темисии, как все мы.
– Может быть, в Израиле? В Леванте?
Ракель сокрушённо покачала головой.
– Левант такой большой, моя богиня и госпожа. Но у нас там никого нет. Мы все здесь… жили и остались. Мы сотни лет на службе у Державы Фортуната. В нас римлян больше, чем ивримов. Если б это не было грехом, я бы сказала: мы больше римляне, чем эти люди, что пришли нас убивать.
Она произнесла это, глядя в землю, обречённо, но твёрдо, с истинным достоинством дочери древних царей. Она не плакала. Она не заплакала ни разу с тех самых пор, как Филис увидала её. И она успела увести погромщиков от своего младшего брата, наверняка прекрасно понимая, чем это может обернуться для неё.
– Однако, вы считаете себя народом Книги, – задумчиво проговорила Филис. – Скажи мне, юный Соломон, ты сам хотел бы стать царём, подобно своему прославленному тёзке, сыну древнего царя Давида?
Мальчик опять набычился, словно его неволили к чему-то нехорошему, но также медленно, с достоинством кивнул.
– Что ж, так тому и быть! Ракель Циони, Шломо Циони, вы отправитесь на землю ваших предков, вы поедете в Цион. В Иерусалим! Там вы найдёте Шимона Бар-Кохву, правящего этнарха Иудеи. Он уже стар, но верен Дому Фортунатов, он не предал Божественного Льва, моего покойного отца, даже тогда, когда его все предавали. Шимон Бар-Кохва не предаст и вас. Я с ним свяжусь, и он возьмёт вас под свою опеку. Ты будешь хорошо учиться, Шломо, ты будешь верен мне, моей державе, Дому Фортунатов. Твоя сестра за этим проследит. Через индикт12, когда тебе исполнится семнадцать, и если мне позволят боги, я восстановлю Иудейское царство, я сделаю тебя царём над всеми иудеями. А ты вернёшь им, своему народу, Иерусалимский храм, который был разрушен дважды – сначала Навуходоносором, затем Титом. Ты должен дать народу иудеев его главную святыню, чтобы он не потерял себя. Ты меня понял, юный Соломон?
Мальчик упрямо молчал. Его сестра, краснея, чуть подтолкнула его локтем, и тогда Шломо сказал:
– Отец нам говорил, что у божественных владык нет настоящей власти. Он говорил, вы только царствуете, а правят за вас нобили и богачи. Князья и магнаты,