не отделаться, это, в конце концов, преступление», – думал он про себя и на себя же злился за какую-то странную неловкость, возникшую в попытке выплеснуть эти мысли вслух. Словно кричать, ругаться, даже избить Патоша в данных обстоятельствах было делом нормальным и адекватным, а вот повысить голос на девушку – уже нет. Воспитание, слабохарактерность, жалость – причину подобной слабости он не до конца понимал и сам, что угнетало и раздражало еще больше. Может, это и есть тот пресловутый «стокгольмский синдром», хотя, скорее, просто его славянская нерешительность.
– Все хорошо, когда он поймет, будет еще благодарить, – словно прилипнув к телу Бэ, успокаивал ее или себя Патош.
– А ты уверен, что получилось?– насторожила своего ухажера девушка.
Патош, видимо, не ожидал такого вопроса или о некоторых деталях своего плана от уровня нахлынувших эмоций и свершений позабыл. На мгновение он замер. Механизмы в его голове срабатывали поочередно, в таком же порядке запуская цепочку необходимых действий, направленных на восстановление равновесия между достигнутым результатом и вероятными ожиданиями. Он вскочил с кушетки. Оправился, отряхнулся, словно сбросил окутавшее его одеяло из опиумной шерсти и вернулся к реальности. По крайней мере, так показалось писателю. Видимо, эта девушка со странным именем, хотя, вероятно, это вовсе не ее имя, а очередная безумная выдумка Патоша, действовала на него отрезвляюще.
– Ты никогда не задумывался о том, что такое мир вокруг нас, – теперь неожиданно она взялась за писателя.– Вот мне было абсолютно ясно чуть ли не с детства, что все это пестрое, серое и грязное, все то, что мы называем обществом, работой, друзьями, любовью – все это пустое место. Мы рождаемся, взрослеем и живет пустой жизнью, которую кто-то заполняет различными установками, целями и задачами, только бы у нас появлялся смысл вставать утром с кровати, идти на работу, соблюдать традиции своего общества, плодиться, умирать, дружить или воевать. Как будто, все это сложная компьютерная программа, где каждый действует в соответствии с четко прописанным только для него алгоритмом, и этот алгоритм мы называем жизнью. Кто за этим стоит? Бог, скажешь ты. Нет, Бог – это вирус, отвечу я. Он проникает в тело файла и заражает его. Он не работает на систему, он ее разрушает.
– И только когда твой код взломан, ты можешь объективно оценить происходящее вокруг. Ты обретаешь независимость, свободу. От всего: денег, зависти, боли, даже времени,– вмешался в ее монолог Патош.
Возникла неловкая пауза. Будто, каждый еще раз перематывал в памяти запись прослушанного.
– Ребята, под чем вы?– сдерживаясь от смеха, наконец, пробормотал писатель.
Ладно, когда Патош настигал его своими алогичными умозаключениями, к этому писатель уже привык, но еще и девушка. Массовая потеря благоразумия? Или такие странные личности притягиваются друг к другу, словно магнитом? Но при чем здесь он?..
– Да, под тем же самым, что и ты,– ответ Патоша взорвался в его голове.
Все-таки, отравили… Все-таки,