медяков массивную серебряную серьгу. Причем я едва отбился от Дартруга, который бешено кричал на меня: «Верни, верни этому идиоту его проклятую серьгу!…»
С тех пор серьга украшает мое левое ухо и со временем превратилась для меня в почти священный предмет, фетиш – не представляю себе, чтобы я когда-нибудь с ней расстался. Я отдам ее кому-нибудь, если только этот кто-то заберет ее вместе с ухом, но, надеюсь, этого никогда не произойдет – все же ухо, а тем более левое, мне до чрезвычайности дорого…
Отец помнится, с большим неудовольствием отнесся к моей обновке. Он приказал мне немедленно снять «эту гадость», но, когда я выказал яростное неповиновение, он поразмыслил и решил, что серьга – это все же лучше, чем иные пагубные пристрастия его сыновей. Как я уже говорил, у братьев их было в избытке. Чтобы смириться с изменениями в моем облике, Бенедикт Вейньет вновь отправился на охоту, где подстрелил кабана, рябчика и, по случайности, одного из загонщиков. Смерть слуги вполне примирила отца с серебряной серьгой и вернула мне его расположение…
Если бы я только знал, к чему меня приведет расположение отца, я всеми силами старался бы заслужить его горячую ненависть. Здравое сознание порой покидает пожилых людей, несмотря на то что в зрелом возрасте они были вполне сообразительными. Впрочем, возможно, сейчас я несправедлив к отцу и в моих рассуждениях о дряхлении его рассудка сквозит жестокая обида…
Предавшись воспоминаниям, я совсем забыл о времени, а между тем следовало спешить. В этом отсталом королевстве стража законности работала весьма оперативно. Отчасти благодаря рвению и любви к своей профессии начальника королевской стражи Зильбера Ретца. Он, конечно, не в силах был раскрыть и предотвратить все преступления, совершавшиеся на столичных улицах, но за наградное золото стража старалась изо всех сил. Порой, если преступление не удавалось быстро раскрыть, хватали невиновных. Это случалось обычно, когда несчастье приключалось с одним из известных людей города и раскрытие преступления было необходимо для поддержания престижа власти. В Стерпоре стражу законности заслуженно называли «королевские псы». Они хватали и сажали, отправляли на рудники или чинили расправу на месте. Последнее особенно нравилось королю, потому что в этом случае преступник обходился казне почти бесплатно – содержать в тюрьме его было не нужно, а нужно только пригласить могильщиков, которые за несколько медных монет закопают бедолагу где-нибудь за городскими стенами. В общем и целом действия «королевских псов» зависели от обстоятельств. Обстоятельства сейчас явно складывались именно так. Впрочем, будем честными, они всегда складывались против меня.
Быть отправленным на рудники или нашинкованным алебардами, как квашеная капуста, я не хотел, а потому аккуратно вытер меч об одежды убитого и огляделся по сторонам – к счастью, поединка никто не видел, улица была пустынной. Значит, мне удастся уйти без шума, не преследуя свидетелей. Я убрал меч в ножны