проглотила. Скажи ему, что я сжалилась, и катись на поиски денег, – я широко махнула рукой. – Тут оплата смешная, ясно? И дело нудное. И холодно.
– Я честный, – с непомерным рвением поклонился Яков, почти став Яном, но удержавшись. Вздохнул, трогая синяк. – Кто меня наймет? Опять же, я очень честный. И мороза не боюсь. И…
– Ты не колобок. Ты патока липкая, – заподозрила я.
Тоже вздохнула: как там выползок? Знать бы, удалось ли ему разжиться одежкой, позавтракать? Пожалуй, он справился: есть смутное ощущение, что в ночь я мерзла за двоих…
Рядом душераздирающе вздохнули. Я очнулась, кивнула неуемному налетчику, жаждущему стать рабом на цветочных грядках.
– Ладно, ты почти принят. Хотя намёк так себе, не увесистый. Творог и чай с малиновым листом сделали бы меня гораздо добрее.
Яков услышал главное для себя и как обычно пропустил прочее. Оживился, принялся весело врать, что творог красть трудно: не выведал, где брать наилучший, а еще ведь надо отбиваться от крестьянок. Я немножко злилась на пошлый треп, но молчала, потому что хромал парень по-настоящему. Рекомендация обошлась ему недешево. И еще: я сообразила, что выходить за ворота Якову нельзя. Мергель поутру лютует, но в имение Дюбо даже он и даже невменяемым из-за мелочи вроде ссоры с «хорьком» не сунется. Значит, Якову жизненно выгодно задаром копать торф или мерзнуть в подвале с пролесками. Не такой он и дурак, что тащится рядом, продолжая односторонний разговор. Хромает через двор в сад, далее в галерею розария – и, наконец, во второй двор, именуемый сенным.
У семьи Дюбо все педантично. В каждом их имении, так я слышала, на задах группы зданий выделено по три-четыре двора: для подвоза дров и угля – «черный», для продуктов и напитков – «винный», для ухода за садом и вывоза скошенной травы – «сенной», для хозяйства, от стирки до чистки выгребных ям – «мойный». Одни дворы примыкают к зданиям, другие сторонятся их и устроены с учетом розы ветров, особенно мойные. Всё это следовало рассказать Якову, но я молчала. Отчего-то мне казалось, он и так знает. Глупо злиться на человека из-за его умения выживать. Но ведь – злюсь?
У выхода из розария притаился человек с серой униформе. Никаких знаков отличия, но я уже видела такой цвет одежды в сочетании с военной выправкой.
– Кто он? – прошелестел серый, перегородив дорогу и глядя мне в подбородок.
– От Мергеля, вроде должника. Велено использовать на подсобных работах. Еще велено, чтобы заказ для сада Мергеля помог исполнить. Я предупреждала о том заказе.
– Документы, – серый повернулся, норовя взглядом проделать дыру в голове Якова, точнее, в его шее.
Яков – вот спасибо ему – шляпку деревенщины не напялил и сопением момент не усложнил. Молча передал документы, сразу в развернутом виде. Серый глянул, кивнул и пропал. Я передернула плечами. Знаю странности усадьбы, но порой они делаются слишком явными.
– Если тебя стукнут по башке, а после ты очнешься