Эльвира Валерьевна Барякина

Аргентинец


Скачать книгу

вот и мой племянник, прошу любить и жаловать! – воскликнул Антон Эмильевич.

      Клим с кем-то поздоровался, не запоминая ни имён, ни лиц, и устало сел в углу рядом с дядей.

      – Как дела? – спросил Антон Эмильевич шёпотом, чтобы не прерывать высокого седовласого оратора, ругавшего Советы.

      – Дела плохи, – отозвался Клим. – Виз не будет, и билетов в Нижний не достать.

      – Отказал посол? Ну и ну! Есть хочешь?

      Антон Эмильевич сбегал куда-то и принёс чёрного хлеба.

      – Борис Борисович у нас богатый, – кивнул он на оратора. – Его супруга с детьми в Киеве, а он карточки на них получает и живёт как барон. Семь фунтов хлеба – плохо ли?

      – А у вас как всё прошло? – спросил Клим.

      Антон Эмильевич вытащил из кармана бумажку.

      – Я сразу пошёл в Смольный институт благородных девиц… Представляешь, где засела большевистская власть? Объяснил председателю, что мне надо, – и вот, полюбуйся!

      Клим долго рассматривал документ с печатью.

* * *

      Предъявитель сего, товарищ Шустер Антон Эмильевич, действительно является революционным журналистом.

      Командировку в Финляндию разрешить. Всем советским организациям оказывать содействие и помощь.

* * *

      – Сколько вы заплатили? – спросил Клим.

      – Пятьсот рублей золотыми десятками, – отозвался Антон Эмильевич.

      Это за один пропуск. А Климу нужно было три – на Нину, Жору и Софью Карловну, которую всё-таки решили взять с собой (не пропадать же старухе!)

      – Сходи и ты в Смольный! – горячо зашептал Антон Эмильевич. – Большевики сами знают, что их власть временная, и набивают карманы, пока есть возможность.

      – У меня осталось всего двести рублей, – произнёс Клим.

      6

      – Большевики украли у нас революцию! – витийствовал Хитрук. – Опять введена позорная цензура и в газетах появились белые места. Мы не имеем права сидеть сложа руки!

      По словам Антона Эмильевича, Хитрук был старым революционным издателем. Его газеты неоднократно закрывались царским правительством, его штрафовали, сажали в Кресты, но он возвращался и снова принимался за старое – овеянный славой и окружённый восторженными почитателями. Фамилию своего вождя они расшифровывали по-своему: Хитрый Руководитель.

      С большевиками Хитрук боролся с тем же упорством, что и с царскими жандармами.

      – Я нашёл деньги на газету, – объявил он. – Даёт купец, только что освобождён из тюрьмы. Бумага есть, разрешение получено через подставных лиц, с типографией договорились.

      Известие было встречено ликованием.

      – А когда выходим?

      – Послезавтра. Газета будет ежедневной. У нас практически нет конкурентов: в большевистских газетах такой уровень грамотности – хоть святых выноси. Набрали журналистов, которые думают, что империализм – это страна… кажется, в Англии.

      Всеобщий азарт, спор о направлении – весьма нахальном, разумеется. Хитрук разделял, властвовал и выдавал авансы.

      – Может, вы тоже что-нибудь для нас напишете? – спросил он