от того, кто хозяин. Как вольготно раньше монастырские крестьяне жили, пока монастыри не стали притеснять, земли отбирать. Богатства Сибири рекой текут за границу, а сюда лишь крохи, да не всем. Народ не больно богатеет, а в России и вовсе порой нищета. Теперь вот опять же новый хозяин появился – из зажиточных крестьян – кулак, или из нижних чинов. Обманом да хитростью скупают землю у мужика, подводят его под кабалу, пользуясь неурожаем, нуждой, а то и подлогом, подкупом. Ничем не брезгуют. Пошла зараза эта – пуще эпидемии какой. Вот эти новые хозяева, что из грязи да в князи, мужику спуску не дают, раздевают догола, по миру пускают. Это тебе не старый русский барин, что крестьянам как отец родной. Эти со своих же в три шкуры дерут. А мужик от безысходности и заливает водкой разум, потому как тверёзо глядеть на мир Божий сил нет. Нет никакой мочи. Закон-то на стороне нового хозяина-кулака. И власть местная – становой, на его стороне.Чего греха таить – и наш брат сельский священник, вот он тоже за счёт мужика живёт, а против власти не пойдёт, и не только потому что всякая власть от Бога… А стало быть, и он нередко мироеду покровительствует. А то, сказать честно, немало и имеет от него, прикормился возле кулака. Порой ему и с крестьянина, которого кула обобрал, не взять ничего, а мироед тут как тут… Мужику правду не сыскать. Вот он и пьёт, пьёт, а потом шапкой оземь да за вилы и «красного петуха» мироеду под крышу.
Он сделал паузу, помолчал.
– Новый порядок пошёл – из крестьянина наёмного батрака делают, из хозяина – неимущую голытьбу. Тут реформы нужны. И Царь может их провести… А только тем, кто владеет землёй да деньгами реформы не нужны, и они народ на Царя натравляют, дескать, от него все беды, от сатрапа. А убери царя – вся Россия под гору полетит без удержу. Кто тогда дельцов, спекулянтов да хапуг, эксплуататоров всяких попридержит? Некому. Мироед крестьянина разорит, по миру пустит.
– Откуда же он завёлся кулак этот? – удивился Макаров.
– Да ведь откуда – опять же с Запада пришло. Индивидуалист – сам себе Бог и судья. На Западе индивидуализм уже лет семьсот правит, и называется гуманизмом. Ну вам эти материи ни к чему, – спохватился Кедрин.
– Так как же быть? Как остановить разорение?
– Да ведь как, – задумался Кедрин. – Надо чтобы кулак у крестьянина землю не отнимал.
– А как? – не унимался Макаров.
– Ну вот, допустим, кулак хочет землю иметь, а у помещиков её вон сколько, порой запущенной, невозделанной. Вот и надо чтобы от помещика земля кулаку перешла.
– За так он не отдаст.
– Так не отдаст, а продать может, к примеру, – Кедрин немного помолчал. – Реформа нужна, – повторил он. А с матросом – дело ясное. Матрос – городской житель, рабочий… От земли уже оторвался. Она для него – понятие смутное, абстрактное. Те рабочие, которые ходят в церковь, у которых условия хорошие хозяева создали: больницы, жильё, школы ― те за своих хозяев стеной. А у которых ни кола ни двора, которые живут в нищете, работают за гроши, да ещё в Бога не веруют! У которых одно утешение ― в