Симон с кувшином вина и огромным блюдом мяса, от которого валил пар.
– Вот, – угрюмо сказал он, почти швырнув все это на стол, – и только попробуйте заявить, что не подойдет. Тогда отправляйтесь в другую харчевню.
– Разберемся, винная бочка. Иди отсюда! Не мешай нам!
– Сначала заплатите!
– Сказано, заплатим потом. Может, нам будет мало.
С тяжким вздохом хозяин отошел к очагу. Иуда поймал его взгляд, Симон в ответ театрально закатил глаза и выразительно поднес руку к горлу. Юноша ободряюще подмигнул и презрительно скользнул взглядом по шумящей ораве. От малоприятных звуков, зловония тел аппетит у него совсем пропал. Он усмехнулся, вспомнив свое первое знакомство с людьми такого сорта в одной из портовых таверн Александрии, и жестом подозвал хозяина. Тот радостно бросился на зов.
– Наполни-ка вновь мою чашу, Певец вина, продолжим нашу беседу.
– С радостью! – живо откликнулся Киренеянин.
– Скажи, давно ты держишь это заведение?
– Лет двадцать…
– Неплохо! Ручаюсь, за это время ты повидал столько всего, почти разучился удивляться.
– Это верно. Публика тут бывает разная, правда, все больше мелкие торговцы, приезжие победнее, во время праздников паломники или такие, как вот эти, – Симон, скривившись, кивнул сторону бродяг. – Гости вроде тебя – редкость.
Он вопросительно взглянул на Иуду, юноша кивнул, хозяин сел напротив.
– Да я, честно говоря, случайно здесь оказался: бродил по городу и проголодался. Вот и зашел в первую харчевню, какая подвернулась.
– Господин не погнушался такой бедной лачугой?
– Видел и хуже. Я ведь недавно вернулся в Иерусалим.
– Что ты повидал свет, я уже понял. Хотя это странно: если мне позволено будет заметить, ты еще очень молод.
– Верно. Мне только восемнадцать. Мир я смотрел по желанию отца, впрочем, я сам ничего не имел против – на свете столько интересного.
– А вот меня не тянет в дальние странствия, больше нравится сидеть и слушать рассказы других.
Симон снова вопросительно взглянул на Иуду, тот кивнул. Толстяк извлек откуда-то кувшин вина и стал разливать его. Юноша жестом остановил его усердие.
– Достаточно, разбавь водой9. Да! Представляю, чего ты наслушался за столько лет!
– Это точно! Может, и ты расскажешь, где побывал?
– Почему бы нет. Долгое время жил в Александрии – там я учился10. Бывал в Антиохи, в Тире и Тадморе, Дамаске, Тарсе, Берите11…
– Ну и где лучше живется?
– Нигде Симон. Жизнь повсюду одинаково тяжела и печальна, а люди во всяком месте знают горе и страдание.
– Грустно! Неужели Господь гневается не только на наш народ?
– Наверно. Но если мы сами виноваты, на остальных за что?
– За поклонение идолам и нечестивость жизни.
Симон был серьезен. Взглянув на него, Иуда едва сдержал смех.
– Да?.. Но у них не было Авраама и Моисея. Что они могут знать о Предвечном?
– И