говорил, Шолохов слушал, кивал головой. И чувствовалось, что все присутствующие в зале напряженно вглядываются в этих двоих, будто пытаясь понять, о чем они шепчутся, ожидая, как и Алексей Петрович, выступления Шолохова, о котором поговаривали, что он не только близок к Сталину, но даже оказывает на него влияние. Так ли это на самом деле, или, как всегда, таинственная личность вёшенского отшельника обросла легендами и мифами, но ожидания оказались напрасными: Шолохов не выступил.
Глава 9
Они расположились на веранде в самом ее углу. Алексей Петрович попросил знакомого официанта, разбитного малого лет тридцати, никого к ним не подсаживать.
– А если я вас прикрою ширмой? – предложил официант.
– Прикрывайте, – согласился Алексей Петрович.
И через несколько минут официант принес и растянул перед ними полупрозрачную ширму. А чтобы это не вызывало ненужного любопытства, установил еще две ширмы, отделив от зала еще несколько столов.
– Не посчитали бы нас заговорщиками, – усмехнулся Шолохов, следя за суетой официанта.
– Вас это пугает, Михаил Александрович? – удивился Алексей Петрович.
– А вас нет? Я, признаться, в Москве всего боюсь… как тот дикарь, которого вытащили из лесу…
– Будем считать, что я, как человек цивилизованный, опекаю вас от излишнего любопытства и приобщаю к цивилизации. А вам, как дикарю, все должно сойти с рук.
– Ну, что ж, будем надеяться…
Они выпили водки, и Шолохов вдруг заговорил о том, что сейчас на Дону хорошо ловится сазан – на хлеб или на макуху, на червя идет окунь, на разваренное зерно – плотва и подлещик, что по утрам, когда солнце еще не встало, над степью разгорается малиновая заря, тянут над рекой белые цапли, с ночного к реке идут лошади, головы и спины их точно плывут в неподвижном тумане, и над самой рекой висит туман, и когда из ям поднимаются сомы и с шумом вспенивают воду, невольно вспоминаешь водяных и русалок.
При этом голос Шолохова был раздумчив, лицо спокойное и даже мечтательное.
– А вы как относитесь к рыбалке? – спросил он у Задонова.
– Никак, – ответил Алексей Петрович, пожав плечами. – Мальчишкой, случалось, хаживал на пруд за карасями… – Он прищурился, вспоминая, но воспоминания о ловле карасей были смутны и не вызывали никаких чувств. И заключил: – Увы, Михаил Александрович, я сугубо городской житель. Перепелов заменяют воробьи, белых цапель серые вороны, а косяки лошадей автомобили. Правда, на даче природа на какое-то время вытесняет особенности городской жизни, но она существует отдельно и не раскрывает передо мной своих таинств.
– Да, я это заметил по вашему описанию природы, когда вы остались с ней один на один, оказавшись в окружении. Страшно было?
– Очень. Но только первые два-три дня. Потом привык, но ощущение враждебности всего, что меня окружало, начиная с комаров, так и осталось до самого конца.
– Вот я и думаю, что значительная часть наших литераторов – из так называемых космополитов – относятся к русскому