жизни. У него были семья, друзья. Его чувства к ним оставались чисты, но в этом нет ничего необычного. Необычайного в его жизни, считай что, и не было. Бессчетные часы в либеральном колледже искусств, за обучением беспечной молодежи, которой еще лишь предстоит жизненный путь. А в свободное время он изучал писания людей, живших и умерших сотни лет назад. И все же это была его жизнь. Маркетт проживал ее как мог. Не обходилось и без ошибок, огорчений. Но еще оставалось то, чего ему хотелось совершить. Побывать в шотландском замке. Поплавать с дельфинами. Разумеется, клише, но в его планы входило еще и заняться скай-дайвингом[11].
Теперь же единственное, чего он жаждал, это увидеться со своей семьей. Пусть даже в последний раз.
– Могу я позвонить моей жене? – дрожа нижней губой, сквозь слезы выдавил он. – Попрощаться с ней?
– Нельзя.
Сайдерс припарковался возле планетария Адлера и заглушил мотор. Бьющее в лобовое стекло солнце ухудшало обзор.
– Есть и хорошие новости, – сказал Сайдерс.
– Что? – рассеянно спросил Маркетт.
– Все те жутковатые инструменты, что вы сейчас видели. Они, так сказать, для посмертной забавы.
– Вы о чем?
Отслеживать слова не получалось; мысли путались, перемежаясь спазмами страха, жалости и огорчения.
– Вы отделаетесь сравнительно легко. Видите вот это?
Сайдерс достал какую-то дешевую книгу в аляповатой бумажной обложке. «Убийца и его оружие».
– Та девица на мосту познакомилась с другой книгой этого автора самым близким образом. Вы такого читали?
Маркетт прищурился, разбирая имя автора.
– Эндрю З. Томас? Нет, не знаком.
Сайдерс улыбнулся.
– Доверьтесь мне. Этот автор реально проникнет вам под кожу. Посмотрите сюда.
Маркетт поглядел на другую руку своего пленителя, которая сейчас держала шприц.
– Что это?
– Стопроцентный эквивалент хлорида калия. Заключительный препарат, вводимый государством при смертельных инъекциях.
Маркетт поглядел на иглу. На прозрачную жидкость в трубочке шприца.
– Что она делает? – спросил он.
– Останавливает сердце.
– А сколько времени… – закончить фразу он не сумел.
– Требуется, чтобы умереть? От двух до десяти минут.
– А это… больно?
– Врать не буду. При остановке сердца возможны болезненные ощущения. Но уж явно не такие, как от того, что находится за черной занавеской.
Разговор из сюррелистичного делался откровенно безумным.
– Ну а… после остановки сердца я буду в сознании?
– Не знаю. Это часть тайны, что лежит за пределом. Граница познания. Согласитесь, это доставляет некоторое волнение.
Маркетт тоскливо оглядел бухту, нечеткий дымчатый горизонт.
– Я не готов, – произнес он с неистово бьющимся сердцем.
– Иное сложно и предположить, – пожал плечами Сайдерс. – В принципе, я мог проделать это где угодно. Но мне подумалось, что вы любили этот город. И захотели бы вот так посидеть,