девушки слишком чиста для тебя, – сказала она, – но Мэйди выполнила свою часть уговора. Отдай сердце Тиббота.
– Пока душа не у меня, сердца вам не видать! – ответила русалка, но тут Мэйди впала в ярость:
– Ах, не видать нам сердца? Так я сама отдам тебе свою душу! – и силой вложила ее прямо в руку русалки. Та истошно завопила, и в тот же миг сгорела в ярком белом пламени. И только пламя погасло, Тиббот сразу открыл глаза.
– Где это я? И почему ты здесь, любимая? – ничего не понимая, спросил он.
– Пора вам возвращаться, – сказала старушка и по очереди поцеловала Мэйди и Тиббота в лоб.– Мы еще встретимся, Мэйди. Ты поступила очень храбро.
И не успела Мэйди ей ответить, как мир перед ее глазами завертелся, и она потеряла сознание.
Когда Мэйди открыла глаза, Тиббот был прямо над ней и бережно гладил ее волосы.
– Мэйди, ты очнулась! – с облегчением сказал он, прижимая ее к себе.– А я совсем ничего не помню, помню только, что ты была у реки и звала меня, а потом мы оба очутились на дне, а потом я проснулся на берегу вместе с тобой. Неужели ты так волновалась, что пошла искать меня?
Мэйди запустила руку в кармашек платья и достала крестик.
– Ты забыл его дома, – ответила она и одела мужу крестик на шею.– И я просто хотела сказать тебе, что очень по тебе соскучилась.
– Ах, моя милая любимая Мэйди, – засмеялся Тиббот.– Пошли-ка домой. Я, пожалуй, возьму перерыв от охоты, да и к реке ходить далеко. Буду, как и раньше, охотиться вблизи от дома. Мэру этого хватит.
Мэйди улыбнулась, обняла мужа, и они пошли к дому. В реке плеснула хвостом белая форель и обрызгала платок старушки, которая стояла на самой воде.
– Любовь делает самую обыкновенную душу самой яркой, – сказала она, обращаясь к форели. – Такая любовь обжигает недругов и греет любимых. Такая любовь определяет добро и зло. Будьте счастливы, Мэйди и Тиббот О’Кифф!
И с этими словами старушка исчезла, оставив после себя легкую рябь.
Отцовская Шляпа
Не было такого вечера в той тихой деревушке на севере Ирландии, которую бы Кейси Доннелли не проводил в своем излюбленном пабе «Кобыла и Трилистник». Как только опускались сумерки, он тотчас распахивал дверь паба, ударял по барной стойке старой отцовской шляпой и сходу заказывал пинту темного эля. Затем Кейси заказывал еще пинту, принимался отвешивать комплименты Этне, которая работала в пабе вместе с отцом и двумя братьями, а затем уже, изрядно захмелевший, взбирался прямо в башмаках на один из столов и начинал рассказывать свои небылицы о встречах с эльфами и лепреконами.
Все в пабе знали Кейси и посмеивались над ним, а, бывало, и проставляли ему кружку-другую пива, что делало истории еще более увлекательными. Но случилось однажды так, что в тот вечер в паб зашел путешественник, не знакомый с местными порядками и с самим Кейси. И когда Доннелли в очередной раз взобрался на стол и начал рассказывать всем, как танцевал с самой королевой эльфов под