пешеходную дорожку. На его голове был вязаный колпак, конец которого свисал священнику на затылок. Уши смешно торчали из-под этой шапочки, из-за которой он должен был бы выглядеть нелепо. Но отца Трэвиса было трудно заставить выглядеть глупо. У него была выдубленная ветром кожа, слегка веснушчатая – особенность классических рыжеватых блондинов с чувствительным к солнцу лицом. Впечатление дополняли плоские, почти брутальные скулы и точеный подбородок кинозвезды. Впрочем, как только его внешность начала раздражать окружающих, он повзрослел, и ее стало легче выносить. Кроме того, на горле у него пылали шрамы. Глаза отца Трэвиса могли быть теплыми, если он улыбался, и вокруг них приятными лучиками расходились морщинки. Но они могли быть и мрачными, бесцветными, возможно, даже опасными, хотя, конечно, он перестал служить земным солдатом.
Завидев Эммалайн, он остановил экскаватор и вылез из кабины. Она привыкла видеть отца Трэвиса в рясе, которую он носил большую часть времени, потому что чувствовал себя в ней удобно. Он мог надевать ее даже поверх футболки и рабочих брюк. Старикам нравилось видеть его в таком облачении, а после «Матрицы»[26] это понравилось и молодым. Но сейчас на нем были старые джинсы, клетчатая фланелевая рубашка и коричневая парусиновая куртка.
Эммалайн удивленно улыбнулась ему.
Священник огляделся по сторонам, проверяя, не видит ли их кто-нибудь. Именно то, что он не забыл это проконтролировать, подумал он позже, и выдало его с головой. В течение многих дней его сердце и мысли существовали раздельно, пока он не обратил внимания, как посмотрел через плечо Эммалайн, чтобы убедиться, что никто не видит.
Они засунули руки в карманы и пошли по оздоровительной тропе[27], которую он прокладывал в лесу. Они миновали пару снарядов, прежде чем она смогла что-нибудь сказать.
– Я не хотела отдавать им Лароуза, – пожаловалась она.
– Тогда почему вы это сделали?
День был ясный, и солнечные блики играли на зеленой воде озера – цветом оно напоминало глаза Эммалайн.
– Казалось, это был единственный выход, – объяснила она. – В конце концов, она же моя сестра. Я думала, нам позволят видеться, вместе проводить время. Но этого не случилось. Поэтому я хочу, чтобы он вернулся. Я только что его видела. Он может подумать, что я его не люблю.
Отец Трэвис по-прежнему удивлялся их поступку. Он вспоминал об их визите, состоявшемся вскоре после того, как Ландро освободили, – они тогда явно хотели сказать ему что-то. Он слышал об усыновлениях подобного рода в былые времена, когда болезни или убийства выкашивали некоторые семьи, обходя стороной другие. Это была старая форма восстановления справедливости. Эта история казалась ему необычной, а такие истории ему нравились. Одна из них сделала его священником, а то, что он до сих пор им оставался, тоже являлось своего рода историей. По вечерам, между просмотром боевиков, отец Трэвис любил разбираться в Новом Завете.
Мария