меня дальним родственником, доктором, который, устав от московской суеты, на время переехал в Ялту. Мне не оставалось ничего, кроме как не возражать, боясь её огорчить. Мне важно было быть с ней рядом.
Марта не любила говорить о своей жизни, в этом смысле она была замкнутая. Всё, что мне было известно о её прошлом, о детстве, учёбе, вообще о её жизни до того, как я познакомился с ней, я узнал только потому, что сам расспрашивал. А её, как ни странно, это раздражало. И когда я, движимый естественным любопытством, принимался выпаливать один вопрос за другим, её ответы становились всё лаконичнее. У меня как психолога не хватило ума понять, что вызвано это желанием что-то утаить от меня. Ей тяжело было говорить о себе. Она стеснялась, конфузилась, просто не умела откровенничать.
– Вот уж, любопытный ты человечек, – сказала Марта мне, – голова умная, глаза хитрющие… а как же калечишь русский язык! Сердиться на тебя невозможно. Никогда не унываешь. Вокруг все унывают, а ты веселишься как на празднике. Сердце у тебя русское и язык острый, прямо не поверю, что ты кавказец. Вот только акцент. Мне иногда думается, что ты говоришь так плохо нарочно, чтобы посмешить меня.
Я любил читать, но книги, которые я читал, казались ей ужасно скучными. Рассказы Чехова, Булгакова…
– Мне нравятся писатели, – как-то начала говорить она, – которых никто не издаёт, безвестные драматурги, чьи пьесы в лучшем случае раза три показал какой-нибудь авангардистский театр. Я не могу заставить себя читать Толстого или Мопассана. Я одеваюсь у лучшей портнихи города, но тотчас бросаю платье, даже самое любимое, как только узнаю, что у него появился двойник. Точно так же я обращаюсь со своими писателями и художниками: как только мои подруги начинают их признавать, я «уступаю» их им.
Очень скоро я снял на краю города отдельную квартиру, как хотела Марта, и она переехала ко мне. В квартире, куда мы вошли, мебель была расставлена с большим вкусом. Впрочем, в это мгновенье я почти ничего заметить не мог: я двигался как во сне и ощущал во всём какое-то благополучие. Мы стали жить вместе, я был счастлив только от одной мысли об этом. Мне было хорошо, и я бы век не покинул эту квартиру, пока она была рядом.
Марта не разрешала мне заходить к ней в гости, на ту улицу, где я увидел её в окне, – говорила, что живёт с мамой, а та очень строгая и религиозная, век её не простит, если узнает, что она встречается с мужчиной другой веры. Какая вера? Я тут голову терял.
Несколько раз Марта покидала меня, извиняясь, что вынуждена уходить по неотложным делам. Возвращалась поздно, уставшая и молчаливая.
Как-то мы пошли в ресторан. К нам подошёл небольшого роста мужчина средних лет, худощавый, смуглый, с очень правильными, чёткими чертами лица. Глаза чёрные, но небольшие. Когда он подавал карту с меню, внимательно смотрел на Марту и как-то странно улыбнулся. Та внезапно вспыхнула и резко встала.
– Пойдём отсюда! Я не хочу, чтобы нас обслуживал этот