не проскользнуло.
– Дольф, – едва слышно окликнул его ночью, когда погас свет и воцарилась тишина: – Ты не спишь?
– Нет.
Он, повернувшись, посмотрел на меня.
– Ты… – я с трудом подбирал слова. – Ты злишься?
– Нет. Я сам виноват, прости. Этого не повторится. Я ведь вижу, что ты до сих пор боишься. Когда я наношу мазь, тебя всегда передёргивает.
– Прости.
– Не извиняйся. От природы не уйдёшь. Кентавры испокон веков считали людей врагами. Это у тебя в крови, – Дольф вздохнул – горестно. – Но все же ты милее, когда улыбаешься.
– С-спасибо, – промямлил я.
Эту ночь я провёл спокойнее, чем прошлую. Сны пришли на этот раз яркие и грустные: о братьях, отце и матери, о детстве в табуне. А потом возник Дольф. Счастливый, улыбающийся, он звал. Держал за руку, водил по полю трав. И, казалось, что пряный аромат заполнил всё кругом. Я смеялся, скакал вокруг него, радость переполняла сердце. Так хорошо и тепло.
Проснулся я далеко за полдень. Дольф уже ушёл. Солнце, пробиваясь сквозь мутное окошечко, приятно согрело бок. Я нежился в лучах, медленно скользящих по телу, расслабился и вздрогнул, когда распахнулась дверь, и Дольф буквально влетел в дом.
– Ну, ты и соня, – усмехнулся он. – Но это очень хорошо: значит, выздоравливаешь.
Он был счастлив: подпрыгивал от возбуждения, напевал и насвистывал незнакомые мотивы. От одного только взгляда на сияющего от удовольствия и радости Дольфа на сердце у меня становилось тепло.
– Болит? – спросил он вечером, когда менял повязки и наносил мазь.
– Нет. – Отсутствие боли меня удивило.
Нога действительно долго не беспокоила. Почти неделю. Но потом случилась буря. Полдня бушевала гроза. Я выл от сильной тянущей боли. Вернулась лихорадка. Как ни старался, Дольф не мог облегчить мои мучения. Мази, питье, компрессы – ничего не помогало. Под вечер, вымотавшись окончательно, я забылся в тревожной дрёме, лёжа головой на коленях Дольфа. Сквозь сон чувствовал, как он прикладывал прохладный компресс ко лбу, гладил по волосам. Совсем как мать в детстве. Уютно? Наверно. Страх ушёл, затаился где-то глубоко… А здесь и сейчас… Я погрузился в сон, словно в парное молоко. Согретый теплом печи, толстым одеялом и… им. Его запах – аромат трав и солнца – окутал и успокоил.
Крепко проспал до утра, и Дольф не отходил от меня. Чувствовал сквозь сон – он рядом, оберегает покой. Покуда утреннее солнце, слепя шальным лучиком, не прогнало остатки сна.
– С добрым утром, – произнёс над ухом Дольф.
Не открывая глаз, улыбнулся в ответ – знал, ему это нравилось.
– Как нога? – так же тихо спросил он.
Сон лениво отступал, отпускал из вязких, тёплых и ласковых объятий. Дольф потянулся, неловко разминая затёкшие мускулы.
– Прости, – произнёс я рассеяно. Пора подниматься. Ему неудобно было спать. Если он вообще спал.
– Ничего. Тебе же хорошо спалось? Значит, всё нормально.
Он, как всегда, приготовил мазь, потом – завтрак. И говорил, что никуда не пойдёт.
– Почему?
– Не