два»[5]: захоронения множились год от года, и погост расползался вширь, словно раковая опухоль. Эта пугающая несытость громадного кладбища ощущалась на почти физическом уровне – будто утроба некоего хтонического чудовища совсем рядом урчала, жаждала, звала…
Впереди между ржавых покосившихся крестов мелькнула спина, обтянутая темной болоньей. Этого мужчину в капюшоне, почти полностью закрывавшем лицо, Артем заметил еще во время церемонии погребения – он, как и сам Казарин, стоял в тени деревьев, наособицу от жиденькой делегации прощающихся. Артему стало интересно. Может, хоть этот скажет что-то путное. Он ускорил шаги и окликнул болоньевого:
– Эй, гражданин!
«Гражданин», не оглядываясь, перешел на бег, ловко петляя промеж могилами и стволами чахлых кладбищенских кленов.
«Только этого еще не хватало!» – заругался про себя Казарин, запахнул на груди такую же бурую болонью и припустил следом.
Синтетический дождевик протекал по всем швам в дождливую погоду, а в солнечную превращался в парник, в котором, наверное, отменно шли бы в рост огурцы и помидоры. Говорят, итальяшки изобрели эту ткань в качестве рабочей одежды, а у нас она служила символом этакого импортного шика. С одеждой в совке наблюдался такой же дефицит, как и со всем остальным. Похоже, незнакомец купил свой плащик в том же городском универмаге, где прошлой весной прибарахлился и Артем.
Дальше началась форменная чертовщина, очень напоминавшая проделки нечистой силы из странного романа про Сатану, посетившего советскую Москву, который Казарин читал лет десять назад в «самиздате». На первый взгляд человек, за которым он гнался, двигался не так уж и быстро. Однако Артем уже начал выбиваться из сил, а болоньевая спина по-прежнему маячила в отдалении, как заколдованная.
Подошвы ботинок разъезжались на склизкой листвяной падали. Пару раз Казарин «не справился с управлением» и вписался в железные прутья оград – один раз коленкой, а другой – чуть не насадился на заостренные прутья ребрами. Все было очень похоже на дурной сон, когда гонишься за кем-то и никак не можешь догнать. Впереди на том же расстоянии издевательски мелькала среди облезлых надгробий темная фигура в остроконечном капюшоне.
Казарин обнаружил, что, увлекшись погоней, он очутился в самой дальней, старинной части кладбища. Красные звездочки на безликих пирамидках и ржавые, сваренные из арматуры кресты сменились покосившимися мраморными ангелами и расколотыми плитами с полустертыми «ерами» и «ятями». Целлофановыми «гондонами» здесь и не пахло: не только большинство покойников, но и их ближайшая родня явно почили в бозе задолго до внедрения новейших достижений химии в быт.
Артем зазевался, глядя на мраморную девицу слева от себя. Покрывало, в которое нарядил ее давно умерший скульптор, столь фривольно сползало с изящной фигурки, приоткрывая взору путника пышные мраморные перси, что весь облик памятника ну никак не вязался с той печальной