читаю характеристику Льва Николаевича на эту "благотворительницу", вспоминается тут же наша резвушка Керн.
"Графиня Лидия Ивановна очень молодою восторженною девушкой была выдана замуж за богатого, знатного, добродушнейшего и распутнейшего весельчака. На второй месяц муж бросил ее и на восторженные ее уверения в нежности отвечал только насмешкой и даже враждебностью, которую люди, знавшие и доброе сердце графа и не видевшие никаких недостатков в восторженной Лидии, никак не могли объяснить себе.
С тех пор, хотя они не были в разводе, они жили врозь, и когда муж встречался с женою, то всегда относился к ней с неизменною ядовитою насмешкой, причину которой нельзя было понять. Графиня Лидия Ивановна давно уже перестала быть влюбленною в мужа, но никогда с тех пор не переставала быть влюбленною в кого-нибудь. …Была влюблена в одного журналиста, в трех славян, в Комисарова; в одного министра, одного доктора, одного английского миссионера и в Каренина. Все эти любви, то ослабевая, то усиливаясь, наполняли ее сердце, давали ей занятие и не мешали ей в ведении самых распространенных и сложных придворных и светских отношений. Но с тех пор как она, после несчастия, постигшего Каренина, взяла его под свое особенное покровительство, …она почувствовала, что все остальные любви не настоящие, а что она истинно влюблена теперь в одного Каренина.
.. Она не только радовалась встрече с ним, но она искала на его лице признаков того впечатления, которое она производила на него. Она хотела нравиться ему не только речами, но и всею своею особою. Она для него занималась теперь своим туалетом больше, чем когда-нибудь прежде. Она заставала себя на мечтаниях о том, что было бы, если б она не была замужем и он был бы свободен. Она краснела от волнения, когда он входил в комнату, она не могла удержать улыбку восторга, когда он говорил ей приятное".
Кто вынесет эту длинную цитату, сразу обличит меня: но Лидия Ивановна совсем другая, нежели Анна Петровна!
Да, Лев Николаевич (или неумолимый возраст?) снял с дамы ангельский лик, и после этого она со всей своей любвеобильностью лишилась внимания мужчин. Все так просто, так цинично! А тут несчастный Каренин, которому необходима поддержка и утешение. Сочинитель вознаградил ее, состарившуюся, "с желтыми плечами, вздымающимися из корсета", но по-прежнему романтически-возвышенную, новым увлечением – и как же она комична в этой роли!
Признаюсь, это – читательский произвол, мое воображение, которое далеко заводит. Но даже в доказательстве математических формул есть выражение "Допустим, что…" И я в оправдание скажу: когда появились мемуары Керн, молодой Лев Толстой вовсю кутил в Москве и в Петербурге, озорничал с дамами, картежничал, чуть не погиб на охоте, но и водился с писателями, уже печатался, интересовался новинками, спорил. Разногласия с Тургеневым чуть до дуэли не довели! Он, безусловно, мог читать те мемуары, усмехнуться на попытки Керн приписать своему влиянию чуть ли не половину творчества Пушкина. Снял с чаровницы облик красавицы, но оставил при ней