из синей материи, на мягкой белой подошве, чтоб бегать удобнее было: Дворцовый, он же не ходил, он носился по хрустальному замку, будто его в неудобное место петух клюнул! Как он при этом умудрялся не падать – непонятно, а только шнурки на тряпичных ботинках всегда развязаны были. Порты тоже синие на нём, по швам жёлтой ниткой простроченные, а рубаха в клетку, на пуговицах. Вот зачем, спрашивается, пуговки нужны? Если то одна оторвана, то другая на ниточке висит, вслед за товарками потеряться готовится? Аккуратности никакой, порядку и того меньше, и кто ж его домовым–то назначил? Видно, оттого в замке хрустальном оказался, что других желающих в холодном доме жить не сыскалось, да и Кощей, пока не умер, а после снова не воскрес, как домовладелец не в чести у домовых слыл. Лютовал шибко, да порядка у него никакого – всё, что не так лежало, во дворец тащил. Столько хламу было, что порой залы просторные свалку напоминали, а то и помойку, только красиво оформленную – хрусталём. Один Дворцовый прижился – и с Кащеем общий язык нашёл, и порядок навёл, не смотря на все протесты супостата. Даже того больше: и лукоморские богатыри, и хызрырские батыры с Кощеем бились-бились, да всё безрезультатно, а дёрганый домовой извёл Кощея в секунду, пусть не специально, но всё же, всё же…
Посмотрел царь на Дворцового, хмыкнул: тот даже беседуя, сидеть спокойно не мог, ёрзал, бородёнку чесал, то и дело вскакивал, бурно жестикулируя. Вспомнилось Вавиле, как тот змея Горыныча растил, сыночкой называл трёхголового. Вздохнул царь и подумал: «А вот ежели у меня сын будет, да на манер сложной ситуации домового из хрустального дворца – нестандартный? И тогда пожалею, что богов утомлял просьбами, что смирение в вопросе наследования царского трона не проявил?» Но царь тут же спохватился, себя одёрнул: «Вот думаю всяку гадость, и придёт же такое в голову?»
– Так что волхв–то сказал? – повторил вопрос Домовик.
– Что?… А… Сын. Конечно, сын!!! – И царь–батюшка, проскочив мимо домовых, рванул на себя дверь. Уже занёс ногу, чтоб через порог переступить, да передумал.
– Ты, вот что, Дворцовый, сбегай в замок хрустальный, да передай Горынычу приглашение на завтрак. Дело у меня к нему есть.
– А какое дело? – Дворцовый, подозрительно прищурившись, наклонил головёнку к плечу. – Не чижолае? А то ить боюсь, как бы сыночка мой не надорвался!
– На сыночке твоём пахать можно, ибо он у тебя быка заглотит и не подавится! – усмехнулся Домовик, достав из потайной щели подушку. Положил на ступеньку и осторожно опустил на неё осоловевшего Овинника. – Ишь, разморило сродственника. Наелся, болезный. Вот уж у кого с животом проблемы–то будут однозначные, ибо сто лет молочко пить, а потом столько огурцов за один присест умять, да прочими овощами закусить – вредительство натуральное, ибо желудок не выдержит. А ты говоришь – сыночка…
– Да ить не ест он быков, ить он у меня на треть вегетарьянцем сделался. Да и что ты несёшь, сродственник? Кто ж ему позволит быка заглатывать? У быка ж копыта грязные, да и рога не спилены, и вообще для желудку горынычеву