не более того. И разговаривать с собаками!..
А она сидела рядом, помахивала холёными ушами. Потом спросила вежливо и спокойно: «А почему вы сегодня не на работе? Вы плохо себя чувствуете?» Не услышать этого было уже нельзя. Что-то качнулось в голове завуча, он закрыл глаза и тихонько застонал. А симпатичная спаниелька продолжала: «Вы уже опоздали на урок. Я знаю, вы учитель. Каждое утро вы идете через этот сквер. А я здесь гуляю. Я вас знаю. Вы…» И тогда всегда выдержанный, корректный Виталий Григорьевич, испугавшись сам не зная чего, потеряв какую-то вечную точку опоры, закричал странным, не своим, сорванным голосом:
– Ты что, с ума сошла? Собаки разве разговаривают?! Виталий Григорьевич вскочил и в каком-то полусознательном состоянии рванулся куда-то. Тогда маленькая черная спаниелька, нежная и беззащитная, оскалила зубы и зарычала.
Совсем потерянный завуч опустился на скамью и покорно уставился на спаниельку. Та рыкнула еще раз и уже миролюбиво спросила: «Ну что, так понятнее? Привычнее?» Она мотнула ушами. «Меня Долли зовут».
– Виталий Григорьевич, – представился завуч.
– Я с вами как с человеком. Вижу, вам не по себе. А вы – кричите, оскорбляете, вскакиваете. Можно так?
– Да нет, я не хотел тебя обидеть. Я… Я сам не понимаю, что это… Озверел, – замялся Виталий Григорьевич. – Не сердись. Устал. Неприятности. Понимаешь?
Долли понимала. С такими глазами не понимать? А Виталий Григорьевич не понимал, что он, современный, до сих пор психически здоровый человек, завуч, отец семейства, беседует с собакой. И уже не видит в этом ничего противоестественного.
– Понимаю, понимаю, – кивнула Долли. – Потому и подошла. Думаете, у меня все, как говорит Эвелина, тип топ? – Долли притопнула лапками.
– Эвелина – твоя хозяйка?
– Да. Но дело не в этом. У вас что-то не так. Может быть, смогу помочь? Мне бы очень хотелось.
И Виталий Григорьевич, понимая краешком сознания, что происходит нечто странное, рассказал все. Все. О том, что молодой географ Танечка непременно сорвет открытый урок, а Витька Андреев – в общем, неплохой парень, но для школы опасен, а Лена, жена Виталия Григорьевича, подавлена его, Виталия Григорьевича, невниманием к дому, а он просто не может разорваться, и еще (нет, Долли, ты только представь, как не вовремя!) пропал сапог стервозной химички Полины… Долли слушала и смотрела так же сверхчеловечно. А Виталий Григорьевич подумал, что, если бы Полина хоть раз так на него посмотрела, он не какой-то финский сапог преподнес бы ей, а целый обувной магазин самого Парижа. Долли слушала и, кажется, чему-то удивлялась.
– Все? – спросила она мягко.
Виталий Григорьевич рассказал еще о том, что из живого уголка сбежал еж. О том, что ь учительской слишком тесно и что дома в ванной полгода течет горячий кран, а дверь входная открывается только плечом и так далее, и тому подобное.
– Все? – опять спокойно, но, может быть, чуть насмешливо,