курса обществоведения и опыта самобичевания меня смутило. Исчезли колоритные образы, неповторимо потянуло свежей газетой. Но внимать лишь интересному всякий может. Я не стала углубляться в вопрос, то ли я не всякая, то ли не могу, а просто покорилась исповеди Данилы.
– Поля, Поля, – медленно говорил он, – перед тем, как разноцветнорылый гигант нарядил меня бижутерией, словно елку, я пытался обратить внимание народа на происходящее. Ни один человек не отреагировал. Уставились уже не вверх, а куда-то в сторону, и не шелохнулись. Я понимал, что самому опасно и бесполезно вмешиваться. Но банда так нагло творила безобразие! Я крикнул: «Прекратите»! Протестовал обреченно, вроде, просчитав последствия, и все равно слишком сильно испугался, когда этот тип двинулся ко мне. Дальше – гораздо противнее. Набрасывая на меня пригоршню небезынтересных в художественном смысле кулонов на тонких кожаных шнурах, он процедил: «Ты замазан. Докажи, что не был заодно с нами». Тут я струсил до озноба. Срываю с себя вещицы, хочу удрать и явственно ощущаю, что набить ими карманы – только ими, на прочее я не зарился – тоже хочу. Так и не успел разобраться, чего сильнее жаждал. Все было настолько реально, что, проснувшись, я спросил жену, куда она делась из заведения. Она: «Из какого»? Я объяснил. Она мне хрясь претяжелую пощечину. Только тогда сообразил, что в забытьи померещилось. Ты в состоянии истолковать подобную чушь?
Я была в состоянии свести его с опытным знакомым психоаналитиком. Прикидывая, как бы потактичнее предложить обратиться к специалисту, тянула время:
– Ты своих гомеопатических гранул с мухоморами не переел? Фильмы ужасов в режиме нон-стоп не просматривал?
– Не издевайся. Плохо мне.
– И не пытаюсь. Данила, а вдруг вещий характер этого сна уже исчерпан? Получил от жены по морде лица, и хорош. Ты же гений, можешь пышно оформить воображением и такое скромное событие.
– И не шути. И не льсти. И не успокаивай. И не…
– Слушай, я по поводу обезьян. Даже неловко тебе про Голливуд напоминать. Тебя в детстве не слишком потрясла теория Дарвина? Потому что, если это не потаенная мечта сыграть Кинг-Конга, то что-то связанное с происхождением видов, не иначе.
– Горячо, Поля, солнышко, – оживился Данила, который при попытке намекнуть на прессовку банальных впечатлений в один тюк, который уже не развязывают до отправки на тот свет, начал сердито посапывать. – Почти в младенчестве мне сообщили, что люди произошли от обезьян. И что непослушные мальчики могут снова запросто превратиться в лохматых предков. Я перенес шок. Шалил и подбегал к зеркалу в ужасе, в слезах. А потом по телевизору показали крупным планом глаза шимпанзе. В них стояла вселенская вечная печаль. И я решил, что тот шимпанзе – бывший непослушный мальчик. О, Поля, дошло! Если ребята плохие, воры, значит, они обезьяны. Спасибо, мне легче.
Я вмиг забыла, сколько раз упомянутый психоаналитик порывался надрать мне уши. Называл