видом кивнул Хенриксон. – Именно поэтому я и здесь.
– Превосходно. Знаете, капрал, я думаю, у нас впереди будет еще много времени, чтобы обсудить все стороны этой философии, а пока что я бы хотел немного отдохнуть, пока челнок еще не отправился в путь. Помедитировать. Может быть, даже вздремнуть.
Хенриксон внимательно посмотрел на Гранта:
– О, конечно, у вас и правда усталый вид. Как же я сразу не заметил! Пожалуйста, закройте глаза, расслабьтесь. У меня есть свой собственный метод медитации. Будем заниматься вместе.
С этими словами капрал сосредоточился на точке впереди себя.
Здоровяк тоже ценил отдых. Надо было раньше воспользоваться этой тактикой.
Грант знал, что теперь в этой экспедиции у него будет человек, с которым можно поговорить по душам. Он уже жалел, что не включил в состав экспедиции никого из отдела связей с общественностью, чтобы записать прозвучавшие только что ценные мысли.
Наконец его тяжелые веки сомкнулись.
Однако покой продлился не более тридцати секунд: раздался топот солдатских сапог, грохот груза и шум разговоров.
– Слушай, парень, я тебе говорю, что так и было. Музыка являлась душой бит-поэзии. Страстная «черная» музыка городских улиц, приятель. Именно оттуда все и пошло!
Голос был раздражающе высокий.
– Послушай, Джестроу. Я же говорил, что мне нравится читать белые стихи двадцатого века. А ты почему-то думаешь, что я говорю о рифме. Я имею в виду таких поэтов, как Уильям Карлос Уильямс.
Грант приподнял усталые веки.
Двое солдат в форме и фуражках. Один белый, другой черный. Придирчивым знатоком поэзии и музыки оказался белый парень.
– Уильямс! Да это все равно, что Джон Баптист по сравнению с Алленом Гинзбергом!
– Извини, никогда о таком не слышал.
– А «Вопль»?[13] Ты читал белые стихи двадцатого века и не читал «Вопль»?
– Подожди, дай вспомнить… Может, и читал… Но я все равно не вижу связи между поэзией белого стиха и джазом!
– Не просто джаз, парень, а «би-боп»![14] Погоди, дай покажу.
Голоса слышались словно издалека, будто собеседники разговаривали по телефону, сделанному из консервных банок. Грант начал погружаться в сон.
Блааааааат!..
Ударила в ухо тонкая высокая октава.
Блииит… БЛИИИИИТ!..
Звуки напоминали скрежет ногтей по доске, на которой пишут мелом.
Грант подпрыгнул в кресле, не понимая где находится. Он поднял голову и снова уронил ее на спинку кресла.
Хонк… Хонк… ХООООНК!
Дэниел присмотрелся. На краю кресла, гримасничая, сидел чернокожий солдат в очках. Он закрыл уши руками. Напротив него стоял другой парень и у него тоже на носу были очки. Его тонкие губы впились в мундштук большого баритонального саксофона.
Оба мужчины были крепко сложены, но при этом лица их выражали невинность.
Блат… Блат… Блат!
– Ты что, не слышишь, Эллис? – сказал знаток