сего так хлопнул бичом, что кони шарахнулись в сторону, а пастух рассмеялся.
– Ну, уж теперь, верно, вернемся, видно, дальше делать нечего, когда ничего уж не осталось, – заметил Собек. – И я уж скучаю без хаты.
– Да, как же, так тебе и вернулись! – сказал пастух. – Осталось еще Ольшово. Там в замке заперлись магнаты, а у них сокровища большие и девок тьма, и никак их не взять! Вот мы и должны выкурить барсуков из норы!
– Это что еще за Ольшово, я не слыхал? – возразил старик.
– Потому что ты старый и глухой! – смеялся пастух. – А где же ты был, когда мы туда ходили?
– Я? – сказал Собек. – Да я же пас коров, я ничего не знаю.
– Там они много наших положили, мы должны были уйти, но мы их возьмем!
Проговорив это, пастух принялся свистать и как будто потерял охоту к дальнейшему разговору.
Собек тоже никак не мог справиться со своей работой, лоза не гнулась, а ломалась, и он, ругаясь и проклиная, заявил, что пойдет искать лучших прутьев. Никто не обращал на него внимания. Он снова пошел в кусты над речкой. Скрылся в них весь, постоял, прислушался, притаившись, нашел спрятанный топор, засунул его за пояс и, заметив, что пастух опять улегся на землю, пустился в обратный путь, с прежней осторожностью пробираясь между кустами по направлению к лесу.
Смелая вылазка окончилась благополучно, потому что никто не обратил на него внимания.
Все ускоряя шаги, он дошел так до лесной опушки и, выбравшись ползком из кустов, добежал, никем не замеченный, до чащи леса.
Здесь по следам конских копыт на влажной земле он добрался до того места, где с нетерпением ожидали его остальные путники, со страхом думая о том, удастся ли ему что-нибудь разузнать. Спыткова уверяла, что он такой опытный и ловкий человек, какого нет больше на свете, поэтому и покойный муж выбрал его в провожатые ей и дочери. Собек вернулся раньше даже, чем его ожидали. Завидев его издали, все окружили его с расспросами.
– Ну что же вы там видели? Что это за люди? – спросила Спыткова.
– Да все та же чернь, которая была и у нас в Понце, – сказал Собек. – Я не только видел их собственными глазами, но даже разговаривал с их пастухом. Пожалуй, скоро уж они, разделивши добычу, разбредутся по своим хатам, – для них уж ничего не осталось, кроме одного только Ольшовского замка. Там заперлись вельможные паны и убили у них немало людей; они думают взять их голодом, потому что иначе никак не могут.
– Ну, ну, – прервал его Лясота, – этого уж они не дождутся. В Ольшове сидит старый Белина, он уж ко всему ранее приготовился и не дастся им в руки, хоть бы пришлось и год продержаться. Я Белину знаю. Люди смеялись над ним, что он, живя в безопасном месте, так всегда укреплялся, вооружался, окапывался и собирал запасы хлеба, как будто готовился к осаде. Видно, он один знал, что делал.
– При Болеславе все думали, что уж всякая опасность миновала; он один только не верил в обращение и пророчил, что когда-нибудь язычники разрушат костелы, а нас всех – христиан – вырежут.
– Он один только и знал и ведал, что должно было случиться, – со вздохом