мне послы. А знаешь, почему так случилось? Потому что я сделался язычником и повыдергивал кресты. Весь народ со мной.
Должно быть, молчание Вшебора было ему неприятно. Он несколько раз спросил его:
– Что же ты об этом думаешь?
– Вы очень счастливы в жизни, это вес знают! – пробормотал Долива.
– В Плоцке, в замке, были отцы бенедиктинцы – теперь от них не осталось и следа. Из костела я устроил языческий храм так же, как и они из храмов делали костелы. Гусляры хлопали в ладоши и кланялись мне в ноги от радости: люди повыкопали старых богов, прикрепили их к древкам и повтыкали в землю, крича перед ними: «Ладо!» Вот где моя сила! Ну что ж вы все молчите? – смеясь, повторил он.
– Удивляюсь всему этому, – не спеша выговорил Долива, – но советую вам хорошенько посчитать свои силы в борьбе с христианами. Вас много, но и тех немало. Я не хочу вам льстить. На Руси водружены кресты, чехи – крещены, венгры и немцы – тоже христиане. А их всех вместе соберется много.
Маслав утвердительно кивнул головой, потом остановился, осмотрелся вокруг и, подойдя ближе к Вшебору, зашептал, близко глядя ему в лицо:
– Ты ничего не понимаешь. Чей Бог окажется сильнее, тому я и поклонюсь. Мне что? Теперь взяла верх старая вера, а что будет завтра – почем я знаю? Князья и короли все крестятся, когда приходит время. И я буду таким, каким захочу быть, чтобы получить власть, а теперь хорошо и так, как есть. Долой кресты и долой немцев, которые их принесли. Понял?
Он засмеялся, не раскрывая рта и блестя глазами. Но ему не понравилось в новом слуге, что тот не удивлялся, не льстил ему и даже не соглашался с ним.
– Эх ты, человече, – возвысив голос, заговорил Маслав. – Ты, может быть, думаешь, что мне приснилась моя сила? Ну, так я покажу ее тебе воочию. Увидишь и сам поверишь.
Он взглянул вдаль, где стояли люди с собаками и соколами.
Две собаки выслеживали дичь в болоте, но осенний день не благоприятствовал охоте – до сих пор не встретилось ни одной цапли и ни одной птицы. Маслав подозвал к себе ближайшего слугу.
– Гей, Дидко, выпустите соколов проветриться и потом возвращайтесь с ними. Губа поедет со мной, здесь больше нечего делать.
И он указал рукой на ладьи, к которым и направился.
Вшебор глазами дал знак Собеку, чтобы тот не тревожился о нем, сам Долива пошел за князем. Маслав, как бы торопясь вернуться, поспешно спустился к ладьям, вскочил в одну из них и приказал забрать коня для него самого и Губы.
Взгляд его упал на бедно одетого Вшебора, стоявшего перед ним в ожидании приказаний.
– Ты не можешь ехать со мной в этой сермяге, – сказал он, – останешься пока в ладье, а потом пойдешь пешком в замок. Когда мы вернемся, Губа прикажет выдать тебе одежду из моей гардеробной, и ты будешь одет, как пристало моему охмистру. Не бойся, – со смехом прибавил он, – будет тебе и цепь, и все прочее! У меня всего этого вдоволь. Я хочу, чтобы люди восхищались моим двором, а не смеялись над ним.
Он подозвал Губу и шепнул ему что-то на ухо, указывая на Вшебора. Между тем ладьи, в которых сидели на веслах и стояли