ли не маникюрными ножницами. Госпожа Варбоди была в отчаянии. Но, когда, возвратившись с пепелища домой, не успев напиться валерьянки, она подняла трубку зазвонившего телефона и услышала: «Получили, гады?! Ждите – все спалим! И крысят ваших передавим!» – на нее напал настоящий ступор. Несмотря на горячие заверения супруга о том, что все это пустые угрозы обнаглевших дебилов, и объяснения, что и дом-то сгорел, возможно, от замыкания в электропроводке; несмотря на обращенные к ней призывы взять себя в руки, хотя бы для того, чтобы еще больше не напугать детей, которые и так на грани нервного срыва, госпожа Варбоди несколько часов кряду, бессловесная, просидела в кресле, глядя в одну точку, и только редкие слезы время от времени выкатывались у нее из глаз и, не вытираемые, засыхали на щеках. Пришлось вызывать врача, который вколол ей сильное успокаивающее, предложив, между прочим, инженеру подумать о том, чтобы в интересах семьи «переменить обстановку, а, возможно, и климат».
Господин Варбоди все-таки обратился в полицию, где шапочно известный ему полицай-президент, очень знакомо глядя в стол и явно тяготясь вынужденной аудиенцией, глухо бубнил, что «да, конечно, формальное заявление он примет», но, дескать, «шансов – никаких: никто ничего не видел, а телефонный разговор к делу не подошьешь», и далее: «Охрана?! Ну, какая может быть охрана? Вы же не член правительства!» А затем, воровато оглянувшись на закрытую дверь (дались им эти закрытые двери!) и понизив голос, быстро прошелестел: «И вообще, милостивый государь, по доброму говорю, давайте не будем дразнить гусей всеми этими расследованиями, толку все равно не будет, а вот мой околоток, пожалуй, тоже спалят. Да черт бы с ним, с околотком… Пришьют потворство, понимаешь… ну, в общем, не тому, кому следует, да и выпрут к едрене фене. Мне что, больше всех надо? Ехали бы вы отсюда, а? Всем лучше будет…»
Инженер все понял.
А еще через два дня убили Лечо Вагеру.
Вагера был старым другом Варбоди и содержал, пожалуй, лучший в городе кабак. Кабак – это только в том смысле, что там можно было хорошо выпить и качественно закусить в любое время суток. А в смысле порядка – это был, скорее, военный корабль.
Лечо Вагера в более молодые годы очень успешно подвизался в профессиональном боксе, много лет занимал строчки в верхней части турнирной таблицы и несколько сезонов подряд обладал титулом чемпиона страны в полутяжелом весе. Будучи наделен от природы красивым телом и, хотя не красивым, но очень (по-мужски) привлекательным лицом, к своим доходам от участия в боях он добавил весьма солидный капитал, притекший к нему от рекламных агентств, использовавших его внешние данные для впаривания населению самых разнообразных товаров – от недвижимости и автомобилей, до нижнего белья и зубной нити. При этом ему удалось избежать тяжелых боксерских травм, сохранить приличное здоровье и пусть не очень далекий, но ясный и практический ум. Он очень удачно размещал свои средства в акциях успешных предприятий, в солидных