ведь были и такие, кто не хотел раскрываться?
М. Б.: Конечно. Одни боялись сказать, что на самом деле думают, другие – выдать свое истинное «я». Это от внутренней несвободы. Но ведь они соглашались на интервью! А я всегда предупреждала: говорить будем обо всем!
Еще публичные люди часто не хотят показать, что они обычные – живые мужчины и женщины. Когда я разговаривала с Валерой Дайнеко, «Песняром» нашим, он был в домашнем. Достаю фотоаппарат, а он прикрылся подушкой – красивенькой такой. Говорит: «Фотографируй меня до сих пор, а то я поправился». Я ему: «Ну и что? Неужели ты не понимаешь, чем проще и обыкновеннее будешь, тем людям приятней. Твоим зрителям понравится, что вот сейчас на этом диване ты не стараешься казаться лучше, чем есть. Лучше, чем они». Он так и не согласился. Но рассказчик оказался хороший! Закончили мы беседу за столом (в интервью этот эпизод не попал – опять же по настоянию хозяина). Как правило, я приходила на час-два, а говорили в среднем часов по пять и больше. Собеседник через два часа только во вкус входил! Отменялись совещания, переносились мероприятия. Ни разу никто мне не сказал: все, ваше время истекло. И так было практически со всеми – люди сначала теряются, не очень понимают, почему ты у них, к примеру, о чем-то неконкретном спрашиваешь. А потому, что это самое важное: о чем они думают, эти медиа-персоны. И никто меня не переубедит, что это неправильно. Нет ничего важнее того, что происходит в мозгу у человека, на которого смотрит народ.
Но у человека должно быть личное пространство, куда журналистам вход закрыт…
М. Б.: Если от человека зависит качество жизни хотя бы сотни людей, если ты публичное лицо и подаешь моральный пример, если ты кумир на сцене – будь готов соответствовать. Ну, или будь готов ответить на вопросы. Я ж не спрашиваю, какого цвета у тебя трусы! Ведь что такое моральный авторитет? Когда люди слушали по телевизору выступление, скажем, академика Лихачева, они пусть на микрон, но подтягивались до его уровня. Невозможно не подтянуться. Когда умнейшие Алла Демидова или Ирина Хакамада рассказывают о своей жизни, люди невольно проникаются доверием и проводят параллель со своей ситуацией. Чему-то учатся, сами того не замечая, находят ответы. Если писатель, поэт, политик разговаривает в газете так, что читатель чувствует себя где-то рядом, с краешку присевшим, если он ощущает, что собеседник его уважает, отвечая на вопросы искренне или хотя бы честно признается, что не может ответить, – это дорогого стоит. С людьми надо говорить на равных. Но у нас этого пока никто из медиа-персон так и не понял. Ну, или поняли единицы. Это транспонируется и на жизнь. Они там, в кабинетах, не для нас сидят. Поэтому народ и не избалован уважением чиновников или политиков к себе. Поэтому они могут сегодня позволить себе говорить журналистам: вы не из государственной газеты, подите вон! Это создает модель поведения во всех сферах. Я недавно смотрела спектакль Гришковца «ОдноврЕмЕнно». Два часа монолог без перерыва, обыденные